Метка: Италия

  • Ремарка IIIЭрих Мария

    Ремарка IIIЭрих Мария

    изображения не найдены

    Италии много. Хорошей и разной. Но Африки еще больше. Худой, больной, невезучей и грязной. Она наступает – со стороны Италии. И что бы ни говорили, Италия в данном контексте заслуживает восхищения.

    изображения не найдены

    Что делать – не знает никто. Кроме российского обывателя. «Топить и не пущать, дабы спасти европейскую цивилизацию!» – отрежет он. Сам не слишком европейский и не шибко цивилизованный, он поглощен проблемами геополитики, потому что бессилен навести порядок в собственном подъезде. Разве что до Президента по прямой линии дозвонится, и тот все решит. Италия тоже звонит в Еврокомиссию, но при этом действует сама.

    изображения не найдены

    Любителям «топить и не пущать» напомню, что сто с небольшим лет назад Европа была наводнена беженцами из России. Это у меня Ремарка. Эриха Марии…

    изображения не найдены

    «— Русские успели устроиться лучше, чем мы, — сказал Шварц. — Правда, они попали в эмиграцию на пятнадцать лет раньше нас. А пятнадцать лет несчастья — это кое-что значит. Можно набраться опыта.

    изображения не найдены

    — Это была первая волна эмиграции, — сказал я. — Им еще сочувствовали, давали разрешение на работу, снабжали бумагами, нансеновскими паспортами. Когда появились мы, сострадание мира было уже давно исчерпано. Мы были назойливы, как термиты, и не нашлось уже никого, кто поднял бы за нас голос. Мы не имели права работать, существовать и к тому же не имели документов».

    «Ночь в Лиссабоне» Э.М.Ремарк

    изображения не найдены

    изображения не найдены

    изображения не найдены

    изображения не найдены

  • С днем рождения, Италия!

    С днем рождения, Италия!

    I.

    Захотелось поговорить об Италии – ей только что исполнилось 150 лет. 17 марта 1861 года гарибальдийцы провозгласили новое итальянское королевство под эгидой Сардинии. Это была Италия без Рима и Венето, ей еще предстояла война с Габсбургами, но уже к 1870 году «рисорджименто» завершилось переносом столицы в освобожденный от французов Рим. Какую оценку можно дать этому всемирно-историческому событию? Говорят, там до сих пор то ли ломбардийцы, то ли «пьемонт-чане», то ли «трентинцы» (или «трент-чане»?) склонны потренчать о целесообразности объединения. Что за люди – одно слово, лангобарды, основавшие ломбарды и пересевшие на «Ламборджини»! Насчет ломбардов, кстати, все без дураков: жители средневековой Ломбардии действительно активно занимались ростовщичеством и основали кредитный институт, названный в их честь «ломбардом».

    Так или иначе, Европа и мир без Италии были бы совсем другими. Я стараюсь на мир смотреть именно так – как на единый живой организм, в котором маленькие невзрачные органы зачастую важнее больших и толстых мышц. Развивать эту анатомическую метафору, впрочем, не стоит, потому что неминуемо встанет вопрос – где у нас сердце, а кто у нас в заднице. Сами знаете, к чему это ведет… Грешим мы в Европе к дискриминацией по анатомическому признаку – далеко нам до тибетских знахарей. Поэтому давайте полюбовно сойдемся на том, что моя малолюдная Исландия всегда была «умом, честью и совестью» вашей Европы. Это нашим исландским китовым и акульим жиром вы топили ваши уличные фонари в Копенгагене и Амстердаме, освещавшие путь в бордель подгулявшим матросам. Это нашей «бакаляо» (треской) до сих пор давятся по пятницам благочестивые католики от Милана да Лиссабона. Это нашей серой стреляли ваши ружья и пушки, пока вы пилили и укрупняли империи. Это нами – исландцами – написанные саги сохранили для скандинавов и немцев их историю и древнюю веру. Наконец, это наши молитвы веками удерживали Геклу и Эйа-фьядла-сами-знаете-что от припадков вулканического психоза, пока у вас происходили восходы и закаты империй, пока вы пендюрили барокко с элементами рококо, плели маньеризмы с элементами пофигизма, дольчили и габанили ваши модные дома… И еще: исландские бараны все равно круче ваших! Yes!

    Любой исландец пылко перечислит вам все вышеуказанные (плюс еще парочку) заслуг своего отечества перед мировой цивилизацией. Итальянцу что-то доказывать иностранцу и в голову не придет: все и так знают, что Италия – колыбель всего-и-вся и чего-ни-попадя. Итальянскому гиду на Капри достаточно один раз ткнуть пальцем в груду камней, многозначительно бросив: «Тиберио». Туристы сами расцветят его лаконичный кивок красочными подробностями того, как, с кем и при каких обстоятельствах придавался в этой груде половым излишествам Император Тиберий. Исландцу, чтобы научить гостей острова хотя бы произносить имя одного из любимых героев своих саг – скажем, Эгиля Скаллагримссона – потребуется недели две читать им курс введения в германскую филологию. А итальянцу что – сыпь себе превосходными степенями – «грандиссимо!», «белиссимо!», и всем все ясно. И лишь душонка в потемках рискнет спросить, что в этом во всем этом такого «охрениссимо!», что надо толпиться под палящим солнцем в полуобморочном состоянии, ожидая, когда покажут, наконец, фрески античного публичного дома или еще какую непристойность. В Италии – ежу понятно – все великолепно априори, и только российскому туристу, бывает, еще нужно объяснять, что древнеримские фрески «круче» кафеля от Армани на его фазенде. Короче, с каких бы позиций Вы не смотрели на Италию, не сравнивайте Вы апельсины с редькой!

    Сама Италия тоже неоднородная и разная – как тело. Она толстопятая на юге, плоскогрудая в центре, шепелявая на севере (заимствовано из «ножкинизмов», то есть афоризмов Элеоноры Ножкиной). Она состоит из пото-желёзного Винето, мозжечковой Тосканы, сухожильной Апулии, лобковой Калабрии, молочно-сосковой Ломбардии и еще много чего. Она всегда другая. Представьте: звонок от Саркози к Берлускони: «Сильвио, все пропало! Нас с тобой Каддафи обещал сдать с потрохами за коррупцию». Берлускони становится так смешно, что он роняет трубку и, согнувшись в веселых конвульсиях, сползает на ковер. Представьте: плюс тридцать семь жары, а вдоль дороги на белых пластиковых стульях сидят в куцей тени оливковых деревьев иссиня-черные тетки комплекции «Мать Земля». Говорят, что проститутки… прибыли на работу из Сенегала. Мама мия! От одного взгляда на них плавится мозг, тело сжимается в преддверии солнечного удара. Sex appeal – как у печки-тандура, но им ничего, и итальянцы терпят, хотя желающих воспользоваться этими живыми печками не находится.

    Представьте дальше: те же плюс тридцать семь. Ферма, рекламирующая себя как «Агротуризмо». Лошадь заботливо припаркована под навесом, итальянский хозяин фермы тоже, а в полях суетливо копошатся немецкие агротуристы, познающие нелегкий труд агрария – и за большие заплаченные ими деньги, доложу я вам. Представить можете еще много чего – главное, что в Италии все пофигистически весело и незлобно. «Голиардически» — как сказала бы выше-процитированная Ножкина – то есть как у бродячих актеров. Хорошо, что артистизм итальянцам никогда не изменяет, как и чувство вкуса. Голиардам – низкий поклон!

    II.

    изображения не найдены

    На размышления об Италии меня подвинула статья из раздела «Макаризмы» в журнале «Story», в которой Андрей Макаревич рассказывает о посещении озера Комо. Я там бывал – уже достаточно давно: приехал из Швейцарии в снятый на самом берегу домик со своим причалом. При этом от замечательного сайта www.lakecomohomes.com, сдавшего мне домик, получил уморительно шпионские инструкции, каким кодом открыть электронный почтовый ящик на заборе, в котором лежал ключ от входной двери, за которой открывался еще один ящичек с еще одни ключиком, и так далее… Чувствовал себя, как «Юстас Алексу», ищущий drop box в неизвестной мне местности, чтобы получить инструкции из центра.

    Так или иначе, домик открылся всеми дверьми, оказавшись сырым и не слишком казистым. А вот патио с цветами и причалом было просто великолепным. С патио открывался вид на озеро, напоминающее раскоряченного бегуна (такие уж они, ледниковые озера – длинные и глубокие). Но больше всего поразило не само озеро, а – позвольте процитировать Андрея Владимировича – следующее:

    «В зеленоватой прозрачной воде озера Комо (не цветет, собака, – целлюлозного комбината на них нет!) лениво плавали рыбы. Рыбины! Последний раз я видел такое в Африке, но – посреди совершенно дивной саванны. Рыбины очень напоминали нашу озерную форель. Они грелись у самой поверхности. Посетители ресторанчика, нависшего над водой, крошили им булки. Рыбы не спеша с достоинством пробовали.

    изображения не найдены

    «Ну, все понятно, – смекнул я. – Заповедник. Нельзя ловить. Хотя, что же, заповедник – это основание, чтобы не ловить?» Тут же вспомнил родину. «Да нет, – сказал Джузеппе, – никакой это не заповедник, пожалуйста, ловите». «А что же не ловят?» — изумился я. «А они сейчас не очень вкусные – не сезон».

    изображения не найдены

    Я попытался представить себе озеро, окруженное городками (ладно, деревнями), в глубине нашей страны, и чтобы по нему так же плавали непуганые рыбы – и не смог. При всем богатстве своего воображения. Нет, озеро с городком могу – скажем, Переславль-Залесский. А с рыбами – нет. Переловят, перетравят, перебьют за полгода. И даже не потому, что жрать нечего (хотя и это тоже), а просто – чего они? Потому что человек преобразует окружающую среду в соответствии со своими представлениями о прекрасном. Поэтому немыслима у нас в глубинке неразбитая автобусная остановка, или свежевыкрашенный забор без слова из трех букв, или свободно плавающие в реке рыбы. Раздражают. Не вписываются.

    Господи, сделай что-нибудь с нами со всеми.

    Если сможешь».

    изображения не найдены

    Могучая проза, Андрей Владимирович, и бесспорные наблюдения! С рыбой этой у меня связана собственная итальянская история. То, что рыба, бродившая косяками у нашего причала, – арктический голец, «arctic charr» или по-исландски «bleikja», я понял сразу. Уж больно похоже на Исландию, только так близко к поверхности она там не ходит. Я не рыбак, но день на шестой на озере поехал то ли в Менаджио, то ли в Беладжио  – один из двух местных райцентров – за удочкой. Женщина, продававшая снасти, надо мною посмеивалась, говоря, что мне в жизни не поймать ни единой форели. Правильно говорила. Помимо разных попугайских рыб, клюнувших на ослепительно ярких опарышей, купленных там же, одним прекрасным утром я нашел на крючке саламандру. Удочку предыдущей ночью я оставил ночевать с наживкой прямо на улице, вот бедняга и клюнула. Жаль ее было до слез.

    изображения не найдены

    По ночам над Комо менялся ветер, усиливаясь и дуя со стороны Швейцарии, и наблюдались какие-то странные маневры некой моторки с выключенным мотором и включенным прожектором недалеко от нашего причала. Смысл этого действия я не понял, но сразу узрел в нем нечто тайное и противозаконное. Так продолжалось несколько ночей, пока однажды утром к нашему причалу не пожаловал полицейский катер. Полицейские внимательно осмотрели мою куцую удочку и задали мне какие-то вопросы. Убедившись, что итальянским я не владею, они быстро потеряли ко мне интерес и уплыли восвояси. И почти сразу произошло еще одно событие: нырнув в озеро, моя супруга голыми руками вытащила здоровенную форелину, которая практически не сопротивлялась. Вечером мы ее (форелину) съели. Особо вкусной эта красавица не оказалась – правильно подметил неведомый Джузеппе из статьи Макаревича. Мы тоже подумали, что не сезон.

    А потом нам кто-то рассказал, что есть такой вид браконьерства – ослепить рыбу прожектором, а потом долбануть электрошокером. Наша рыбина, вероятно, после электрошокера скрылась от злодеев, но в себя уже не пришла. Не удивительно, что вкусной она не была…

    Что сказать? Что браконьерством занялись в Италии наши соотечественники? Или что итальянцы тоже бывают плохими? А может это были, скажем, швейцарцы, заплывшие со своего берега поглушить итальянской рыбки? Они ведь известны своим хищническим отношением к природе, швейцарцы эти — вон, банков понастроили по всем Альпам, так что корове с колокольчиком протиснуться негде среди Базелей этих ихних да Давосов! Думаю, лучше не пальцами тыкать, а вслед за Андреем Владимировичем пожелать, чтобы «господи сделал что-нибудь с нами со всеми – если сможет». А он ведь может и, судя по последним событиям, уже взялся за это дело. И еще хочется процитировать строчку из последнего и совершенно дивного альбома Макаревича и Оркестра Креольского Танго: «И кем бы ты ни был, убавь самооценку – ты просто кидаешь мячик об стенку. Штандер».

    изображения не найдены

  • Велодралом по Исландии: дубль дваРассказ об интересном путешествии и не только

    Велодралом по Исландии: дубль дваРассказ об интересном путешествии и не только

    С огромным интересом ознакомился с рассказом Владимира Шарлаева  о путешествии на велосипеде(!) по Исландии. Заняв надменно-экспертную позицию, я пустился в рассуждения о безрассудности передвижений по острову на вéлике или автостопом. Затем последовали сообщения от опытных товарищей, именно таким образом ее осмотревших. В результате я осознал свое заблуждение и понял, что пал жертвой бытовавших в мое время по меньшей мере двух стереотипов исландского сознания.

    Стереотип первый: велосипеды – это для Дании, а по Исландии передвигаться можно только на гипертрофированных джипах-бигфутах. Тут и погода страшная, и горы высоченные, и дороги немощеные, а исландские водители реагируют на велосипедистов так же слабо, как исландские бараны на исландских водителей. Последнее обстоятельство действительно иногда приводило к трагическим для велосипедистов коллизиям со, скажем, грузовиками, везущими в исландскую глубинку жизненно важную для села Кока-Колу, на узких петлявых и холмистых дорогах без обочин. А вот в плоскостопой Дании велосипедист имеет столько же привилегий (сущих и мнимых), сколько мотороллер в Италии. Он и пешеходов подрезает, и автомобили за нарушение разметки лупит мускулистыми ногами, обутыми в «Доки Мортенсы», и собратьев велосипедистов теснит на быстром ходу – и все это делает с зажженной сигаретой и откупоренной бутылочкой «Карлсберга» в руках, вело-руль давно отпустивших. И ведь сходит же им все с рук, паразитам, тогда как за рулем авто – ни телефона, ни сосиски, ни сигареты нельзя! В этой связи мне вспомнился документальный фильм, снятый моим приятелем о первой женщине-президенте в мире – исландке Вигдис Финнбогадоттир, которая перебралась по истечении своих четырех президентских сроков в Копенгаген, чтобы крутить педали изящно-архаичного дамского велика без рамы и передач. Живут же люди в метрополии!

    изображения не найдены

    Но все это – стереотип девяностого года издания. В этот год я прибыл в Исландию, а Рейкьявик самым удручающим образом напоминал этакий proverbial American cowtown с дорогами без бордюров-поребриков, велосипедных дорожек и признаков не то что велосипедной, но и пешеходной жизни. Сегодня, не смотря на то, что в пятницу и субботу вечером по центру по-прежнему курсирует деревенский «рундтур» (т.е. «езда по кругу» — исл.) – кольцеобразное движение автомашин на первой скорости с гремящей музыкой и улюлюкающими подростками – все изменилось. Есть довольно интересные велосипедные маршруты по городу, один мой знакомый даже водит экскурсии на великах , кольцевая вокруг острова заасфальтирована и стала менее опасна для би-педало-колесников. А главное – изменился менталитет: вéлик больше не для лузеров, а для экологически, экономически и физически продвинутых юзеров, хотя большеколесый джип из пантеона исландской мечты тоже никуда не делся. Когда видишь раздутый джип с широченными обвесами, кенгуринами и прочим нужным и ненужным блудом рядом с крошечной деревянной хибарой исландца, понимаешь, что хозяин, вероятно, использует машину не как средство передвижения, а как место хранения, то есть решает с ее помощью жилищный вопрос.

    изображения не найдены

    Но вернемся к истории велосипедизма в Исландии. Интересные мысли про велотранспорт вообще и велотранспорт в Исландии я нашел в интервью Мортена Ланге , Директора Исландского Велофонда. Он, к примеру, утверждает, что хотя статистически езда на велосипеде якобы представляет для едущего большую опасность, чем езда на машине, статистика учитывает только данные на КИЛОМЕТР пути. А по километражу велосипед с автомобилем и не соревнуется! А вот если пересчитать фактор риска на время пути или на количество поездок, то оказывается, что велосипед ничуть не опаснее автомобиля для ездока, не говоря уже о том, что ДЛЯ ОКРУЖАЮЩИХ он представляет куда меньшую опасность! И еще одно научно подтвержденное утверждение: чем больше людей участвует в велосипедном движении, тем менее опасным оно становится для каждого отдельно взятого велосипедиста. И наоборот. Сравните героические барахтания среди машин, фур, сирен и членовозок одиночного питерского или московского велобайкера со стройным велодвижением в Амстердаме или Стокгольме! Ну и, наконец, даже для практически беспробочного Рейкьявика замеры показывают, что велосипедист все равно добирается до цели быстрее, чем автомобилист или человек в автобусе.

    Теперь несколько слов о стереотипе втором (действовавшем – точно как в России – полностью вопреки здравому смыслу): поскольку различная потребительская хрень, недвижимость, продукты питания в Исландии стоят дороже, чем в большей части остального мира (за автомашину, к примеру, исландец выкладывал вторую в мире цену после Дании), любой исландец должен чувствовать себя богаче любо иностранца. Этот стереотип, кстати, напрямую связан с первым и частично мотивировал неприемлемость для исландца безмашинной жизни. Поэтому голосующих сограждан исландский водитель, как правило, в мое время не подбирал или подбирал неохотно: нечего мол, паразитировать вдоль дороги, купите себе джип и катайтесь себе, как гордые потомки викингов и героев. Но потом начали делать исключение для автостопствующих иностранцев: ведь надо же им, бедолагам, объяснить, что “Icelandic fish is the best”, а ежели они спросят “почему?”, то ответить – “Because it is Icelandic!”. Цитата, ясное дело, из фильма Фридрика Тора Фридрикссона “Cold Fever” , но что-то подобное в моей жизни действительно случалось.

    Меняется мир, меняется транспорт, меняются идеи. Или не меняются вообще, если людям интереснее веками пережевывать какой-нибудь средневековый миф – типа, как мы спасли Европу от монгольского ига – вместо того, чтобы жить днем сегодняшним, крутить педали и видеть мир во всей его красе. А я рад, что так долго ошибался и в отношении своих исландских соотечественников, и соотечественников российских – все всё могут, ежели захочут. Еще раз спасибо Владимиру Шарлаеву за то, что раскрыл мне глаза. Кстати, с ним у меня грядет ИНТЕРВЬЮ .

    изображения не найдены

    изображения не найдены

    изображения не найдены

  • «Tutto fa brodo» или ляписом картофеля-моркофеля не испортишь!О бременном и вечном

    «Tutto fa brodo» или ляписом картофеля-моркофеля не испортишь!О бременном и вечном

    Разумеется, я ничего не имею против публикования моих писем, мы уже говорили на эту тему, только там есть всякие «личностные» приветствия и поздравления, которые вроде бы к блогу «не липнут», как говорит наш великий итальянский политик Тонино Ди Пьетро. Но если для тебя это не проблема и не мешает, тогда и лепи что хочешь. То же касается и фотографий —  вешай свои или мои, на твое усмотрение, tutto fa brodo, или «чем больше картофеля-моркофеля, тем наваристей суп». Твой очерк про умилительных тупиков привет меня в экстаз, особенно та часть, где они, бедолаги, камнем вниз и в свободном падении. Интересно, о чем у них мысли в голове в тот момент – о высоком, о бременном или о вечном?  И непереваренная сельдь комом встает в сжимающемся в сладком экстазе кубарепадения тупиковом горле. Душа тупика (с ударением пока не определилась) – потемки! ( О душе тупика читайте ЗДЕСЬ )

    Перечитала и подумала: тупики ведь не могут думать о «бременном», а если уж на то пошло, то думают они о «бренном», правильно? Ляпсусы (или ляписы?) случаются от неговорения на родном-могучем. А тут напало полное помутнение: существует ли вообще такое слово в русском языке – «бременное»? Есть бренное, есть беременная, есть бременские (музыканты), а вот «бременное»… Что скажешь, читатель?

    Что касается материала для обработки, то его надо искать в каждом гомо и негомо сапиенсе, в каждом глубоком высказывании политика, в каждом спонтанном выражении коллеги (мои, например, обильны на всякие такие изречения). Юмор подстерегает нас там, где мы меньше всего его ждем. Вот только потом его надо поместить в слова, а слова написать черным по белому, а потом еще ошибки поправить, а на это уже не хватает душевных сил и энтузиазма, нападает эдакая русская обломовщина… А ведь изюмина, если ее сразу не схватить и не записать, со временем теряет свою свежесть и блекнет, да и память уже не та…

    Сегодня, к примеру, свершилось чудо: мне принесли экземпляр русскоязычного издания «НАША ГАЗЕТА», которое распространяют на борту российских самолетов (Аэрофлот, Rossiya, Belavia). И пишется в этой газете про наши итальянские дела с расчетом на российского (или единоросского) туриста, и это такие шедевры! Твоя идея насчет обзора местных газет мне очень нравится – я вот сейчас тоже обозрю: посмотрим, что из этого выйдет. Один из заголовков гласит: Ярославский форум сместил акценты в обсуждении стандартов демократии(!). Ты себе представляешь: столетия европейской и американской демократии, зависящие от решений ярославского форума! Гарантом выступил Берлускони, что само собой разумеется. Еще одна статья не могла не привлечь мое внимание (и это имеет отношение к некоторым темам, которые мы упоминали ранее): «Когда на Капри даже уличные мальчишки говорили по-русски», с классической фотографией Ильича и Горького, режущихся в шахматы. Стоп-стоп… стоп машина! Вижу ошибку, за которую историки Великой Революции надают мне по ушам: на знаменитой фотографии с Капри Ильич играет в шахматы не с Горьким (который сидит бочком и ласково погладывает на игроков), а с Богдановым-философом, который, кстати, проиграл Ильичу, а тот в свою очередь явно заскучал во время игры и даже ЗЕВАЕТ ВО ВСЮ ПАСТЬ на фотографии! А может орет во всю глотку?

    Вот такой картофель-моркофель бременно произрастает в наших позитанских аркадиях на радость грядущего супа, пока ваши тупики кружатся в нежном экстазе в сумерках дошахматного сознания.

    изображения не найдены

    изображения не найдены

    изображения не найдены

     
  • Человеки и звери всех стран, объединяйтесь!Элеонора Ножкина

    Человеки и звери всех стран, объединяйтесь!Элеонора Ножкина

    изображения не найдены

    Зверь человеку — друг, товарищ и брат. В Позитанкино это не лозунг, а повседневная реальность, человеки и звери здесь сожительствуют в мире и взаимопонимании под одним, всех обогревающим и никому не принадлежащим теплым южным солнцем. Здесь молчаливо и ненавязчиво, без излишней патетики или призывов быть добрыми с нашими четвероногими и пернатыми родственниками, царствует закон: подай руку в нужде, наполни миску остатками пищи или питьевой водой – и радостным гавканьем тебе воздастся. Я не идеализирую, я констатирую. И предлагаю мировому сообществу объявить Позитанкино всемирной столицой зверей-побратимов.

    В Позитанкино моя подруга Раффилина, во время своей утренней прогулки по тихим еще улочкам с двумя собаками и удочеренной кошкой (все четверо цепочкой) обходит методично те 5-6 установленных углов, где она оставляет горсти «фрискас» для менее удачливых и пока еще не усыновленных, но не менее откормленных кошек. Те спокойно дожидаются установленного часа, зная, что Раффилина никогда не опоздает на встречу. Все друг друга приветствуют по-свойски, предполагаю, что кошки обмениваются последними новостями по поводу ночного рыбного улова (у недомашних кошек в этом смысле преимущество – они могут в прямом эфире наблюдать перевоз раннего улова от причала до продавца рыбы в переулке Сарачино, к тому же им часто перепадает какая-нибудь килька), у собак с кошками такие же приятельские отношения, как у пенсионеров, которые каждое утро встречаются на одной и то же лавочке в парке.

    Во время утренних прогулок человеко-животные парочки стекаются вниз, к пляжу, не знаю, то ли сила земного притяжения, то ли морского… Собаки бегают как ошалелые по галечному пляжу – в этот ранний час это их территория, туристов пока что нет – вот и играют они в «кто больше обрызгается» или «кто больше камней со дна вытащит», все игры не только развлекательные, но еще и очень познавательные. Есть, разумеется, и настоящие спортсмены, типа террьера Пиппо (хотя, может, он только выдает себя за террьера), который дурака с молодежью не валяет, а занимается методически прыжками в море. Подойдет к краю причала, сосредоточится и такой красивой параболой — плюх в воду; потом сразу выплывает на берег, отряхивается и, видимо недовольный своим не совсем олимпийски результатом, возвращается на причал, сосредотачивается… и так по 10-15 раз, не прерываясь и не отвлекаясь. Потом прощается с публикой, если таковая присутствует, и отправляется по своим делам. Тренировка закончена.

    Есть группа псов-пижонов, разных пород и мастей, или вообще без оных. Они бродят лениво по центру, у них на шее разноцветные банданы, они прекрасно осознают, что туристы от них без ума и охотно дают себя фотографировать. Туристы фотографируют, но никакое пирожное в награду не предлагают… Иностранцы, одним словом.

    Ну, и в заключение — всеобщие любимцы, супружеская пара уток (пардон, на меня нашло лингвистическое сомнение: вроде, по правилам должно быть «утка и селезень»?), под кодовым именем Квак и Кряка, постоянно проживающие на берегах ручья, стекающего в море. Я было думала, что они только в пресной воде обитают, но очевидно, им совершенно пофигу — главное, чтобы влажно было. Недавно у Квака и Кряки случилось прибавление в семействе; большая часть утят была удалена от берега и посажена в клетку, чтобы уберечь потомство от посягательств морских чаек, пока не вырастут, а единственного оставленного парочке утенка они каждое утро выводили на прогулку вдоль по пляжу, заботливо оттесняя его от волн, чтобы не чебурахнулся не дай бог. Квак и Кряка — традиционалисты по натуре, у них возле дома есть свой любимый бар (Ково), где они привыкли завтракать. Если утром часов в 7:30 вы пройдетесь перед дверьми еще закрытого бара, то можете увидеть Квака и Кряку, которые, почесываясь, терпеливо поджидают, когда их знакомый бармен откроет (а если вдруг затормозит и не откроет, то начинают крякать и совать клюв в щель) и даст им их ежедневную сдобную булочку. Кофе они не пьют — вредно, говорят…

    изображения не найдены

     
  • История КартузииЭлеонора Ножкина

    История КартузииЭлеонора Ножкина

    Сегодня у меня, любезный читатель, отнюдь не ироническое настроение, а скорее романтическое, или «романическое», как говаривали в эпоху А.С. Пушкина. Вчера я посетила недавно открывшийся в Позитанкино новый парфюмерный бутик «Картузия», крошечный храм изысканности по вполне доступным ценам. Это один из немногочисленных (можно по пальцам одной руки перечесть) филиалов крошечной лаборатории по производству духов и лосьонов, расположенной на о-ве Капри, где все до сих пор делается вручную.

    Ассортимент продукции насчитывает всего-то дюжину наименований, включая мыла и парфюмы для дома. Бутик уже сам по себе заслуживает визита, особенно для тех, кто увлекается дизайном или хочет почерпнуть пару идей насчет того, как декоративно выращивать банальные растения в горшках.

    От тонкого запаха (пытаюсь разобраться – лимон? розмарин? черный перец? сандал?) и от тихого голоса элегантной продавщицы по коже начинают бегать мурашки, мне подробно объясняют все тонкости различных формул того или иного парфюма, в замешательстве я спрашиваю совета: мне бы чего в подарок мужу, на что стильная девица резонно спрашивает: «А какого он типа?» Не понимая точно, что она имеет в виду, отвечаю осторожно: «Нууу, брунет он, с проседью, элегантный такой»… «Аааа», понимающе улыбается девица, «в стиле Джорджа Клуни, скажем так». Хм, мой муж как Джордж Клуни? А почему бы и нет? Я самодовольно киваю:  «Он прям две капли с Джорджем». «Ну, тогда я вам посоветую или «Number One» или  «1681». Сначала нюхаем парфюмы, потом – кофейные зерна в элегантной мисочке, чтобы ноздри очистить (не поймите превратно). Оба нравятся! Что делать? Тут продавщица, прямо как дьяволица какая, начинает искушать: «А еще у нас есть совершенно новый парфюм, «Coralline» называется, для современного и утонченного мужчины, ИЛИ ЖЕНЩИНЫ ТОЖЕ, потому как унисекс». «Это как это?» – спрашиваю. «А так это», говорит – «купите один парфюм, а носить его будете на двоих вместе с вашим Джорджем», и дает понюхать бумажку, побрызганную этим Кораллином. Уговорила. Купила я парфюм и получила в подарок: пробный экземпляр женских духов (для следующего раза), напарфюмированный диск с записанной на нем народной неаполитанской песней (наверное, когда я его в хай фай засуну, пахнуть будет?) и пергамену с историей «Картузии». Вот эта-та пергамена и очаровала меня совершенно и разбудила мое воображение, потому как рождение этой парфюмерной фабрики, согласно легенде, связано с визитом  на Капри тогдашней Неаполитанской королевы Джованны I, она же Принцесса д’Акая и графиня Провансальская.

    Дело было в 1380 году, монахи обители (или картузии) Святого Джакомо на Капри получили совершенно неожиданно весть о прибытии королевы, и поскольку ни времени (ни, скорее всего, денег) на приготовление дорогого подарка у них не было, решили они собрать для дорогой гостьи огромный букет самых душистых каприйских цветов. Ждут они королеву день, ждут другой, в конце концов, не дождавшись и вздохнув с облегчением (не велика беда, что не приехала, от энтих высокопоставленных визитов одни хлопоты да расходы, хорошо хоть не потратились на какой-нить золоченый инкрустированный сувенир!) решили выбросить весь букет, который для свежести хранился в чану с водой. Букет выбросили, а вода-то… ПАХУЧАЯ! Монахи, с присущей им дотошностью и при помощи местного алхимика, изучили пахучие свойства каждого отдельного растения, и с тех пор секретные формулы парфюмов (женские духи делаются на основе дикой гвоздики, мужские – розмарина) передаются из века в век и радуют знатоков и просто любителей.

    Не желая останавливаться на этом кратком (и неизвестно насколько правдоподобном) упоминании о Джованне, и не будучи знатоком средневековой истории, как европейской в общем, так и неаполитанской в частности, решила я углубить свое знакомство с этой легендарной фигурой. И открыла для себя совершенно умопомрачительную, духозахватывающую и практически криминально-детективную историю жизни сей противоречивой натуры. Джованна была женщина знойная и страстная, но в то же время эстетка с высокими интеллектуальными запросами, покровительница искусств, растратившая приличную долю казны на свои придворные прихоти, просвященная  и деспотичная, расчетливая и как-то очень по-бабски неудачливая. Итак:

    ДЖОВАННА И ЧЕТЫРЕ ЕЕ МУЖА
    (авторская вариация на средневековую тему)

    Жила-была в городе Неаполе на берегу Среднего моря маленькая принцесса Джованна Анжуйская, была она девочка красивая, избалованная и любила покушать рябчиков и крем-брюле. Совсем малышкой Джованна осиротела и когда ей исполнилось 7 лет, отдали ее в жены ее троюродному кузену, Андрюхе Венгерскому, 8 лет от роду. Так было заведено в те годы в коронованных семьях – жениться рано, по расчету и на своих же. Это все было хитро устроено дедушкой Джованны, тогдашним королем Неаполя Роберто Мудрым. Он таким образом хотел решить давнишнюю проблему: венгерские венценосцы давно на них неаполитанцев поглядывали косо, потому что, будучи родственниками, у них были равные с Роберто права на неапольский трон. А тут поженятся наши детишки и делиться уже не будет смысла – ваше это наше, а наше – ваше, главное, чтобы детки жили в любви и достатке… Не тут-то было! Дед Роберто не рассчитал того, что характер у Джованны был далеко не смиренный, что она считала себя натурой утонченной и кулюторной, тогда как Андрюха из варварской Венгрии был явная деревня, и она его презирала всей своей страстной натурой. Андрюха, который по-французски не умел и за столом отрыгивался по-верблюжьи, осмеян был весьма жестоко местными знатными сверстниками, которые издевались над ним безбожно. Юный супруг ненавидел Джованну так же страстно, как и она его, и надеялся только, что со временем, как только его вместе с Джованной провозгласят владыкой Неаполя, он этой козе покажет, где раки зимуют.

    Время шло, Джованна выросла и как-то раз во время очередной дворцовой тусовки она знакомится поближе  и влюбляется по уши в своего старшего, очаровательного, образованного, офигительно обаятельного и состоятельного кузена (опять родственник!) Луи из Таранто, причем настолько поближе, что у Андрюхи начинает неумолимо чесаться макушка и из нее — расти такие хорошенькие ветвистые рога! Так вся эта каша тянулась до 1343 года, когда дед Роберто умер, и пристала пора молодой чете (Джованне тогда было 17 лет) восходить на трон, как и завещал дедушка. Но Джованна показала мужу фигу, наделили его снисходительно титулом герцога Калабрийского и стала королевствовать в одиночку, а лучше сказать – на пару со своим любезным Луи. То, что Джованна была под наваждением этого latin lover кажется вполне очевидным, а вот то, что Луи любил ее так же безумно и бескорыстно – сомневательно, корона ему снилась по ночам, и присутствие Андрюхи казалось несправедливым препятствием на пути к достижению этой заветной цели. Тут начинается промывание мозгов Джованны, и придворный заговор против несчастного Андрюхи, который тем временем пустился от горя во все тяжкие, набирает силу. Два года спустя после не-восхождения на трон Андрюха поканчивает жизнь самоубийством при весьма странных обстоятельствах: сначала он душит себя собственными руками, а потом выбрасывается из окна. Джованна, которая тем временем забеременела (угадайте, от кого) делает вид, что любой ценой пытается установить справедливость и организовывает расследование в лучших ГБ-шных традициях: для начала многочисленные фальшивые свидетели дают свои правдивые показания, в результате которых выявляется целая сеть «заговорщиков», некоторые из которых сразу признают свою причастность к убийству, тогда как другие, отбрыкивающиеся и заявляющие о своей невиновности, были подвержены пыткам, как оно и полагалось в те мрачные годы, причем этот процесс «выдергивания» правды из иродов проходил в полной секретности и без свидетелей.

    Короче, все мелкие сошки понесли справедливое наказание, и через год Джованна и Луи женятся. Но подозрение на причастность Джованны слишком явно, «замять» дело не удается, тем более что венгерские родственники возмущаются на всю Европу, и Пара римский, которому не только спиритуально, но и юридически подчиняется Неаполитанское королевство, учреждает «беспристрастное» расследование. Венгерская и неаполитанская стороны, при посредничестве папы Клемента VI, заранее договариваются: если соучастие Джованны в убийстве будет доказано, она откажется от трона в пользу венгерского претендента, брата погибшего Андрюхи, а если нет – то последний вернется восвояси в Будапешт, признав законность ее царствования и не будет уже действовать на нервы, что обойдется Джованне в копеечку. Папский суд выносит противоречивый приговор: Джованна действительно участвовала в убийстве мужа, но! под явным дьявольско-колдовским влиянием (черт попутал!) и, следовательно, она лично ни в чем не виновата.

    Этот неподдающийся здравому смыслу вердикт находит свое простое объяснение некоторое время спустя, когда Джованна подешевке, практически даром, передает Клементу VI в собственность весь город Авиньон и его округу. Джованна и Луи официально провозглашаются королевской парой (этой чести из всех мужей Джованны удостаивается только он), но о хэппи энде мечтать не приходится: проблем в королевстве полно, начиная от феодальных войн в пограничных провинциях, постоянно растущих долгах, и заканчивая эпидемией чумы и отсутствием наследников, так как и сын Джованны, и родившиеся вслед за ним две дочери умирают в самом нежном возрасте. Невезуха. А тут еще Луи, который вообще-то неплохо правил Неаполем и много сделал полезного, как для короны так и для народа, как-то начинает терять свой блеск в глазах Джованны-максималистки… Любовь проходит, и Джованна, как любая современная женщина, начинает отдавать себе отчет в том, что ни один принц не оправдывает твоих ожиданий…

    Луи умирает в 1362 году, и Джованна, которой к тому времени уже 36 лет, устав от Анжуйских родственников, находит себе испанского мужа из Арагонской династии, Хаиме IV, которому ставится условие: на корону не претендовать, и от которого в очередной раз одна головная боль и никакой помощи в государственных делах. На супружеском ложе он демонстративно отсутствует, воюя где-то постоянно за свой никому не нужный трон на Майорке, и даже попадает в плен, и Джованне приходится платить за него выкуп – не бросать же дурака на произвол судьбы. Она его даже под домашний арест пыталась сажать, чтобы удержать при себе непутевого, плохонького, но все же мужа, но он от нее сбегает и предпочитает погибнуть героически в очередном военном походе.

    Идет 1374 год, Джованна в третий раз вдова. Вся последующая история – это начала конца ее Анжуйского рода, медленная и неуклонная гибель. Про латинских мужей она и слышать уже не хочет и находит себе германского героя, славного военоначальника Оттона Брауншвейгского, оказавшегося на проверку авантюристом в погонах. Расчет движет Джованной, и в то же время злая ирония судьбы преследует ее, руша все амбициозные проекты. Начинается церковное разделение, и Джованна примыкает к партии анти-папы, авиньонского Клемента VII. Римский же папа Урбан отлучает ее от церкви, предает анафеме и, как ленный правитель Неаполя, коронует Карла Дураццо (опять же родственника Джованны).  Подошел 1380 год, и если сопоставить хронологию этой истории с тем, что было сказано вначале насчет обители каприйских монахов, то можно легко представить, отчего монахи не дождались визита королевы – не до цветочков и не до визитов ей тогда было.  Попытки найти наследника на стороне (во Франции) заканчиваются полным фиаско, муж-германец с размахом вступает в войну с официальным правителем Неаполя Карлом и терпит унизительное поражение, а саму Джаванну практически берут в плен и отправляют в живописную глушь, в Муро Лукано, что по нашим меркам можно сравнить с саратовской деревней. Правда, первые полгода Карл Дураццо обращался с Джованной очень любезно, даже продолжал скармливать ей своих рябчиков, в надежде, что она официально признает его своим правителем, но строптивая Джованна рябчиков ела, а вот признавать власть Карла отказывалась и даже при каждом удобном случае покрывала его всевозможными ругательными эпитетами, как по-французски, так и по-неаполитански.

    Исчерпав все свое терпение, Карл приказывает устранить Джованну, но видимо его аристократическое воспитание все же сказалось: из уважения к возрасту и полу Джованны она была задушена во сне не вульгарной петлей, а ПУХОВОЙ ПОДУШКОЙ.

    КОНЕЦ