Метка: Исландия

  • Отель «Budir»На западной оконечности полуострова Снайфедльснес

    Отель «Budir»На западной оконечности полуострова Снайфедльснес

    На мой замыленный взгляд, отель «Búðir» — один из самых роскошных и медитативных в Исландии. Он расположен среди живописного лавового поля на западной оконечности полуострова Снайфедльснес. Когда-то в этой лаве поджидал своих жертв некий Ахlar Björn — серийный убийца и герой основанной на реальных событиях саги, по проникновенной пронзительности своей патологии не отстающей от известной киноленты «The Texas Chainsaw Massacre». Это обстоятельство ничуть не умаляет очарования этого удаленного от столичной суеты деревенского отеля. Не обманывайтесь внешней простотой здания: как нередко бывает в Исландии, за сарайистыми формами фасада скрыто роскошное нутро. Его художественная суть навеяна в большей степени репутацией ледника Снайфедльсйёкюдль как одного из семи энергетических полюсов нашей планеты, чем душегубственными похождениями вышеуказанного Бйорна, а также событиями романа Халлдоура Лакснесса «Христианство под ледником» (на русский язык имеется лишь частичный и неофициальный перевод). Можно добавить, что в отеле «Búðir» разворачивается действие увлекательного детектива исландской писательницы Yrsa Sigurðardóttir «Sér grefur gröf» (2006) — в английском переводе «My Soul To Take». В русском переводе «Возьми мою душу». Заказать путешествие в поисках взятой Бйорном души можно здесь.

  • Пруд «Tjörnin» в сердце Рейкьявика

    Пруд «Tjörnin» в сердце Рейкьявика

    Милейший администратор этого сайта отобрал по одному ему известному принципу галерею фотографий различных исландских сооружений и строений, попросив меня написать к ней короткие аннотации. Я просмотрел отобранные фотографии: ему понравились совсем другие сооружения, чем мне, а часть строений я вообще не сразу узнал. Много раз видел, но где – вспомнить не мог: глаз замылился. В результате сел подписывать фотографии, и меня затянуло: каждая из них взывала написать хотя бы коротко о собственной жизни и жизнях ведомых и неведомых мне исландцев. И вовсе не потому, что я находил запечатленные на фотографиях дома и строения такими прекрасными, что переживал выплеск эстетических переживаний, навеянных изяществом архитектурных форм. Разумеется, исландские дома, домишки и «домёнки» хороши уже тем, что построены не на Рублевке, не огорожены заборами с башнями и бойницами, по дороге к ним не толкаются, как бараны в стаде, дорогие и бесполезные «бентли» и «майбахи». Но дело не в этом. В этих домиках и домишках жили и живут ЛЮДИ, и именно это делает их интересными. Любая покосившаяся исландская халупа заслуживает мессы именно потому, что народная память холит и лелеет воспоминание о каждом из жившем в ней исландцев. Таков закон Севера: людей мало, и каждый из них настолько значим, что память о нем живет в поколениях.

    ***

    А что до архитектуры, то я ни черта в ней не смыслю. Вот мои комментарии к отобранным админом «шедеврам» исландской архитектуры:

    Сердце Рейкьявика — пруд «Tjörnin», где горожане и гости исландской столицы упоительно кормят отчаянно разъевшихся уток. Умиротворенность давателей «булок хлеба», приобретенных в ближайшей «бакари», с лихвой компенсируется звонким хапужничеством птичьих масс. Последние давятся за крошки, как покупатели — за новую модель «айфона», хотя явно не голодают. Приятнее быть давателем, чем давителем, а еще приятнее расположиться на скамеечке с баночкой пива, чтобы понаблюдать со стороны, как люди наблюдают за птицами, а птицы за людьми.

    На фотографии слева направо: здание Парламента Исландии, соборная кирха, «Iðnó» — первый драматический театр в Исландии, сооруженный после заполнения части пруда в 1896 году. Еще правее — «Tjarnarskóli» — «маленькая школа с большим сердцем» для учащихся 7—10 классов. Краны на заднем плане возвещают о сооружении «Харпы» — нового концертного зала города Рейкьявик. С момента съемки он был благополучно достроен и, как утверждают многие, порядком загадил своей громоздкой тумбой хрупкий муниципальный ландшафт. Интересно, что после открытия в 1992 году здания новой Мэрии Рейкьявика о нем говорили то же самое, оплакивая оскверненный новым зданием вид на горы и залив. О «Харпе» непременно грядет отдельная «бубликация». Путешествие по Рейкьявику можно заказать здесь.

  • Рим на берегах АтлантикиПортугалия: «Артек» для глобалистов

    Рим на берегах АтлантикиПортугалия: «Артек» для глобалистов

    изображения не найдены

    Предлагаю Вашему вниманию новую главу перевода полюбившейся мне книги по истории Португалии. Вступление и первую главу можно прочитать здесь.

    Глава II
    Рим на берегах Атлантики

    При въезде в деревню Альмусажем в сорока минутах от Лиссабона справа от дороги видны развалины дома. Над участком возведен навес из рифленого металлического листа, а мозаичный пол временно накрыт землей, защищающей его от соленых ветров с Атлантики.  Этот дом – самая западная точка Римской империи. Он возвышается над пастбищем с полевыми травами, которое изобилует уникальными для данного региона дикими лилиями. Узкая тропинка ведет вниз к бухточке с пещерами и гротами, пробитыми незатихающими океанскими волнами. Вначале первого века нашей эры здесь побывала группа римских «туристов», которым посчастливилось понаблюдать в гротах танец морских нимф и богинь. Их так взволновало это зрелище, что они написали императору Тиберию письмо (которое по сей день хранится в Коллекции Гамильтона в Государственном архиве в Эдинбурге) с описанием своих приключений и наняли гонца, чтобы доставить его в Рим.

    У римлян ушло 200 лет незатихающих боевых действий на усмирение территории, которую они назвали Лузитанией. Границы Лузитании ненамного выходили за пределы сегодняшней Португалии. Потом римляне стали мирно наслаждаться тем, что досталось им в тяжелой борьбе. По мере того, как слухи о прелестях Лузитании расползались по империи, сюда прибывали и селились итальянцы, пополняя ряды тех из своих соотечественников, кто добровольно согласился остаться в Лузитании после окончания воинской службы. Не сохранилось записей о числе таких переселенцев, но существующие археологические свидетельства не позволяют усомниться в том, что их было множество. Сегодня фермеры пашут землю плугами, которые врываются в землю гораздо глубже, чем раньше; для них вовсе не редкость извлечь из земли куски мозаики и камни с надписями и орнаментами. Они, как правило, выбрасывают такие находки за пределы своего поля или вмуровывают их в стены.

    При выполнении дорожных работ или иных инфраструктурных проектов нередко открываются руины вилл, храмов и поселений. Из-за них не раз приходилось менять траектории шоссе. В последние годы велись раскопки четырнадцати крупных объектов римского периода. Мосты, построенные римлянами, – в том числе мост по дороге из Синтры в Мафру, – по-прежнему используются, равно как и двухэтажные римские постройки. Приходская церковь в Эжитанье, которая сегодня называется Идалья-Велья, стоит на дороге, построенной римлянами из Мериды в Визеу, и представляет собою перестроенный римский храм.

    В местечке Торре да Пальма на севере провинции Алентежу на старой римской дороге, ведущей на восток в Лиссабон, археологи из Луисвильского Университета США в 1947 году раскопали прекрасно сохранившуюся мраморную мозаику, на которой изображены музы. Эта мозаика – один из лучших образцов, обнаруженных на западе Римской Империи. Американцы оставались на площадке целых двадцать восемь лет, ведя раскопки, которые позволили реконструировать устройство быта маленького городка в Римской Лузитании: жилые кварталы с домами итальянцев, квартал для их лузитанских слуг и рабов, «промышленная зона» с мастерскими и складами.

    На юге провинции Алентежу в местечке Санта Кукуфатэ находится прекрасно сохранившийся особняк богатого римлянина. Времени оказалась неподвластна большая часть его стен, дверных арок и резных колон. Первый владелец отстроил этот особняк настолько основательно, что на протяжении последующей полторы тысячи лет он непрерывно использовался в качестве жилья. На площади в столице Алентежу – городе Эвора – возвышается колоннада римского храма. В местечке Мильреу рядом с Фару, столицей Альгарве, сохранились колонны, стены и мозаики гораздо более крупного храма, который, как считается, служил важным центром паломничества. В Лиссабоне прекрасно сохранился огромный римский театр, раскопки которого полностью не завершены из соображений экономии. В Конинбриге – римском курортном городке к югу от Коимбры, обширные раскопки открыли взору посетителей значительную часть римского города и позволили собрать крупнейшую музейную коллекцию различной утвари и украшений.

    изображения не найдены

    Но царицей всех археологических сокровищ является Мерида. Основанная римским императором Августом как столица Лузитании, она находится в Испании в непосредственной близости от границы с Португалией. К городу ведет мост с шестьюдесятью пролетами, переброшенный через реку Гвадиана в 25 году нашей эры. Здесь перед нами предстает самое впечатляющее из свидетельств могущества Римской Империи в Западной Европе, которое затмевает и Арль и Ним во Франции, и Веруламий в Англии. На арене на пятнадцать тысяч мест когда-то сражались с дикими зверьми и друг с другом гладиаторы. Арена была сконструирована таким образом, что ее можно было заполнять водой и разыгрывать потешные морские бои между враждующими флотилиями миниатюрных галер – римских и карфагенских. Римский театр в Мериде, рассчитанный на 6000 мест и построенный 2000 лет назад, по-прежнему используется по назначению. Над его огромным пространством высятся статуи богов и веранда для прогулок. На тот момент, когда я пишу эти строки, среди прочего идет реставрация трехэтажного Храма Дианы. Тротуары ведут мимо лавок: пекарни, ювелирной – и дальше – к руинам особняков. Музей римских экспонатов Мериды уникален по содержанию экспозиций, которые посвящены, например, устройству пекарни, а также по представительности коллекций мозаики, скульптуры и ювелирных украшений.

    Но как бы ни были уникальны археологические находки, вовсе не они составляют основу римского наследия. Нигде больше на берегах Атлантики – кроме Галисии, испанской провинции, граничащей с Португалией на севере – вы не найдете такой распространенности латинских влияний. Римляне составляют значительную часть генофонда предков современных португальцев, равную, пожалуй, лишь доле их кельтских праотцов. Португальский язык – как и галисийский, от которого он и происходит и на который он больше всего похож – остается более верным римской латыни, чем любой другой язык мира.

    Такие деревушки, как Альмусажем, которые многие португальцы считают сердцем страны, построены по римской модели: в центре располагается форум, где мужчины собираются группами и ведут беседы и где проводятся ярмарки, вокруг форума – храм (церковь), школа, кафе и спортзал, который в наши дни располагается в здании Добровольной пожарной бригады.

    Португальское законодательство основано на римском праве. И это связано с иными причинами, чем в других европейских странах, которые приняли римскую модель вместе с Кодексом Наполеона в начале XIX века. На протяжении уже 2000 лет португальцы последовательно отдают предпочтение римской правовой системе. Попытка визиготов из Германии установить тевтонское право в обмен за то, что они приняли римский католицизм, привела к восстанию местного населения, которое открыло двери вторжению мавров и установлению ими контроля над страной. После изгнания мавров отцы-основатели новой Португалии снова провозгласили римское право.

    Португалия – одна из первых европейских стран, куда пришло христианство. В Западной Европе Португалия остается второй после Ирландии страной по численности католиков: большинство других европейских атлантических стран на протяжении многих веков придерживалось сурового протестантизма. Римская архитектура оказала влияние на архитектуру многих из красивейших церквей в стране. Римское гастрономическое влияние можно найти, например, в рецепте утки, приготовленной с апельсинами или оливками, либо в рецепте блюда «кузида а пуртугеза», которое представляет собою потроха, отваренные с капустой. Когда-то оно служило штатным пайком римского легионера. В адаптированной форме этим блюдом позднее кормили африканских рабов на борту португальских судов, направляющихся в Америку, а само блюдо эволюционировало в «soul food» [1] . Аналогичным образом именно римляне научили португальцев жарить рыбу в яичном тесте – темпуре. Этот рецепт португальцы позднее привезли с собой в Японию. Римляне показали португальцам, как сушить и хранить рыбу в соли: сохраненная таким образом треска, или бакаляу , остается национальной страстью португальского народа. Поскольку португальцы уже давно выловили всю треску в свих прибрежных водах, португальские рыбаки шли все дальше на ее поиски – вплоть до берегов Ньюфаундленда. Переговоры о вступлении Норвегии в Евросоюз потопили именно настойчивые требования португальцев и галисийцев дать им право участвовать в добыче трески в норвежских водах. Сейчас они импортируют огромное количество трески из Скандинавии и Англии.

    изображения не найдены

    Португальская концепция национальности отличается от тех, что приняты у соседей Португалии, так как базируется на имперской концепции Древнего Рима. Для испанцев  национальность – это, по сути, родословная: при регистрации в Испании новорожденного в свидетельство о рождении заносятся три поколения его предков. Английская концепция национальности – по крайней мере, в традиционной ее форме – опирается на этничность, а именно на принадлежность к англосаксам. В этом отношении место рождения ребенка всегда играло важную роль при определении национальной принадлежности. Как и в случае с римским гражданством, ощущение себя португальцем – это состояние ума, принятие национальной культуры во всем ее разнообразии, наконец, стиль жизни. Многие из выдающихся римских граждан были вовсе не итальянцами: Сенека и Гадриан, например, происходили из Южной Иберии; нога первого вообще никогда не ступала в имперской столице. Португальцы издавна гордятся сравнительным отсутствием расовой дискриминации в их обществе, а также давней традицией смешанных браков с индийцами, африканцами и китайцами, а также с англичанами и с немцами. Нередко бывает так, что именно супруг или супруга иностранного происхождения, независимо от пола, интегрируется в португальское общество, а не наоборот.

    С первых дней присутствия португальцев в Индии – в противоположность последующей английской политике строгой расовой изоляции – их всячески побуждали вступать в связь – в том числе интимную – с местными женщинами. Там, где такие отношения не приводили к законному браку, что случалось нередко, имперское правительство предписывало португальским мужчинам под страхом наказания признать детей, родившихся в результате таких связей, и взять на себя ответственность за их воспитание.

    Сегодня португальское государство продолжает аналогичную политику. Как и в случае Римской Империи, большое количество граждан Португалии, сегодня имеющих паспорт и права гражданства – это те, чей единственный европейский предок жил в Португалии сто или более лет назад. Такие граждане никогда даже не бывали на своей европейской «родине». Это относится как к евро-китайцам в Макао и Гонг-Конге, так и к «бюргерам» Шри-Ланки, и к индийцам, многие их которых живут в Бомбее, но происходят из Гоа.

    Лузитания манила к себе итальянцев своим золотом. Плиний Старший, который служил Прокуратором Лузитании с 70 по 75 год нашей эры, описывал месторождение золота, тянущееся через Лузитанию и Галисию до Аустуриаса, как «крупнейшее в мире» («мир» на тот момент был всего лишь в пару раз больше Европы). Плиний указывал на то, что решением старого Сената об охране этих месторождений золотодобывающим предприятиям в Иберии запрещалось нанимать больше 5 000 горняков на пласт. Он оценивал добычу золота в шахтах Западной Иберии после снятия этого ограничения на уровне 3 200 000 унций в год. Запасы золота в Португалии настолько велики, что шахта Жалис на северо-востоке недалеко от Вилы Реал, разработку которой начали еще римляне, закрылась только в 1992 году. До этого момента в шахте ежегодно добывалось свыше 100 000 унций золота и в два с лишним раза больше серебра. По оценкам геологов в золотой жиле содержатся запасы на еще один миллиард долларов, но при нынешних технологиях стоимость их добычи слишком высока.

    Плинию была отвратительна алчность его итальянских собратьев к золоту, а также то, на какие крайности они готовы были пойти, чтобы овладеть им. Вот как он описывает метод добычи золота, в то время применявшийся в Северной Португалии: «При свете лампад в склоне горы прорываются длинные туннели. Рабочие трудятся долгими сменами, которые измеряются горением светильников, при этом многие из них месяцами не видят дневного света. Своды таких туннелей легко проламываются под тяжестью породы, погребая под собою горняков. В сравнении с такой работой более безопасным представляется ныряние на дно океана за жемчугом или багрянкой. Какой опасной мы сделали землю!»

    Еще одним методом были открытые горные работы. Один из «шрамов», оставленных римлянами в Северной Португалии после применения этого метода на протяжении 200 лет, имеет длину в 350 метров, ширину в 110 метров и глубину в 100 метров. Здесь трудилось свыше 2 000 горняков. Вот как описывает этот метод Плиний: «Земля разбивается посредством металлических клиньев и молотилок. Самой твердой считается смесь глины и гравия. Тверже ее, пожалуй, только жадность до золота, которая нередко оказывается упрямее любых горных пород».

    В конце концов, после того, как горняки снова и снова атаковали склон горы, открывалась трещина. «Криком или жестом – писал Плиний, – дозорный приказывал отозвать горняков и сам бежал подальше от своего наблюдательного пункта. И вот поверженная гора валится набок с невообразимым грохотом, который сопровождается немыслимым порывом ветра. Подобно взявшим город героям горняки взирают на свой триумф над природой».

    Комья глины и гранита затем дробили на более мелкие куски. Потом открывали шлюзы резервуаров, специально построенных наверху в горах. Потоки воды устремлялись вниз по крутым каналам. Чтобы пробить такие каналы, рабочих спускали с горных вершин на веревках. «Со стороны это напоминало деятельность даже не странных животных, а скорее птиц», – отмечает Плиний. «Большинство из рабочих болталось в подвешенном состоянии, измеряя уровни высоты или намечая, где пройдет такой канал. Вот так человек ведет за собой речные потоки там, где ему и ногу поставить некуда». В потоках воды иногда – крайне редко – открывались самородки весом до 3 000 унций. В любом случае, потоки смывали фрагменты глины и гравия вниз по пролетам ступеней, вырубленных в камне горняками. Такие ступени покрывали кустами утесника, которые задерживали крупинки золота. Утесник затем сушили и сжигали, а из его пепла выделяли золото.

    Римская технология горного дела была настолько продвинутой, что сотни лет спустя – после завоеваний, потрясших Португалию – пришлось закрыть многие шахты, так как больше никто не знал, каким образом римлянам удавалось откачивать из них воду, делая их достаточно сухими для непрерывной добычи. Только в девятнадцатом веке был заново найден успешный метод.

    К югу от реки Тежу, в провинции Алентежу, римляне вступили во владение шахтами для добычи меди, серебра, олова и железа, которые эксплуатировали еще карфагеняне, поставив добычу на еще более широкую ногу. Были также найдены крупные запасы белого свинца – ценной добавки к железу, которая делает сплавы нержавеющими. Два наиболее значительных месторождения меди находятся в Сан Домингуш, открытую добычу в котором вплоть до шестидесятых годов прошлого века вела британская фирма, и в Альжуштрел, где по-прежнему ведется добыча в римских шахтах, многие из которых глубже 200 метров.

    Все золотые шахты на севере принадлежали государству и эксплуатировались им. В Алентежу концессии продавались частным предпринимателями и группам горняков. По приобретении такой концессии им отводилось двадцать пять дней на то, чтобы начать добычу: иначе шахта снова возвращалась государству. Руда и металлы перед продажей облагались высокими налогами. Дороги и доки по реке Гвадине охранялись и патрулировались римскими солдатами, чтобы не допустить контрабанды. Вероятно, некоторым удавалось тайно вывезти металл под покровом ночи, но тех, кого ловили, ждали суровые наказаниями  в виде исправительных работ.

    Хотя добыча полезных ископаемых и была самым выгодным видом деятельности, она сосредоточилась лишь в считанных районах на севере и на юге. В целом же по Португалии самым важным вкладом римлян в лузитанский быт стало внедрение новых сельскохозяйственных технологий. Здесь уже выращивали оливки, виноград и злаки, но в очень ограниченных масштабах. Итальянские мигранты привезли с собой более совершенные сорта растений. Они занялись скупкой маленьких земельных наделов, из которых они составляли крупные земельные угодья – некоторые площадью свыше 2 000 гектар.

    Пшеница, фрукты (которые хранили в мёде либо сушили) и трава эспарто (из которой плели веревки и паруса) экспортировались в Бельгию, Голландию и Англию, а также в Италию. Премиальные сорта лузитанский оливковых масел считались лучшими в империи и продавались в Риме по самым высоким ценам.

    В конце восьмого десятилетия новой эры в римской империи скопись большие запасы непроданных вин: наподобие «озер» европейских вин в конце двадцатого века. В Лузитании по указу императора Домитиана виноградники, разбитые на землях, пригодных для выращивания других культур – например, хлебных злаков – подлежали уничтожению. По его приказу производство вина сократилось вдвое. Это, вероятно, имело то последствие, что производители сосредоточились на улучшении качества вин, и начал процветать экспорт элитных португальских вин. Почти 2 000 лет спустя вина, производимые на виноградниках, разбитых римлянами к югу от реки Тежу, экспортируются и продаются в Италии – в том числе 3 500 000 бутылок в год вина «Lancer’s Rosé» с винодельни Жозе Марии да Фонсека в Азейтао.

    изображения не найдены

    К 212 году нашей эры, благодаря многим поколениям межрассовых браков, была достигнута высокая степень гомогенности населения. В этом году император Каракалла принял указ, согласно которому любой житель муниципального образования, кроме раба, еще не имевший римского гражданства, автоматически его получал. Такое устранение различий между иммигрантами и коренными жителями было задумано, чтобы укрепить верность последних Риму. Иронично то, что оно в конечном итоге помогло коренным жителям объединиться с иммигрантами против Рима.

    Римские государственные предприятия контролировали добывающую отрасль. Крупные сельскохозяйственные угодия и предприятия находились в частной собственности преимущественно итальянцев, принадлежащих к высшему классу, которые не только не интегрировались в местное общество, но во многих случаях вообще были отсутствующими землевладельцами, проживавшими в Риме. Основная масса частных и государственных доходов отсылалась в Рим, но Риму нужно было все больше и больше средств.

    О том, как Рим стал настолько ненасытным в своей алчной страсти к расточительству и богатству, что по сути сам себя разорил, потеряв волю и средства к защите от стоящих у его стен варваров, написан не один миллион слов. По мере того, как угасала мощь Рима, он требовал все больше средств от своих колоний. Там платой за становившуюся все более сомнительной привилегию римского подданства стала обязанность платить иностранной державе налоги, становившиеся непосильным грузом.

    В период «Пакс Романа» муниципалитеты в Лузитании получили право преобразовываться в демократические и в значительной степени самоуправляющиеся общины. Горожане избирали из своего числа магистратов, которые управляли муниципалитетами. Они собирали налоги, при этом археологические раскопки свидетельствуют о том, что значительная часть этих налогов тратилась на общественные работы, такие как сооружение дорог, мостов, акведуков, храмов, бань и театров. По мере того, как росли потребности Рима в налогах, уменьшались суммы, потраченные на услуги населению и на улучшение инфраструктуры. Чтобы не платить налоги, люди бежали из городов. Рим издал эдикт, объявляющий подобную практику противозаконной, а беглецы из муниципальных образований преследовалась и – в случае поимки – подвергались жесточайшим наказаниям. Многие из тех, кто не имел средств заплатить налоги, продавали себя в рабство, считая его меньшим злом по сравнению с долговой ямой. Когда больше не осталось желающих баллотироваться на посты градоначальников, Рим объявил эту должность наследственной. Лузитанский сын обязан был под страхом смерти сменять лузитанского отца на посту сборщика налогов для Рима.

    Стремясь покинуть Лузитанию, многие молодые люди записывались в римские иностранные легионы, и их отправляли подавлять восстания в других колониях, в том числе в Северной Африке, Галлии и Британии. Некоторые из них присоединились к армии Константина, который вышел, чтобы снять осаду Рима, но обнаружил, что его уже захватили готы.

    Те итальянцы в Лузитании, которые избегали интеграции с местным населением, образовав богатую элиту, сейчас могли выжить лишь с согласия местного большинства. Два из трех легионов, содержавшихся для их защиты, были расформированы из экономии. Затем был брошен вызов власти Рима уже над самой Италией. Итальянская элита в Лузитании, не дружившая с местным населением, с тревогой узнала, что на их родину напали «варвары» из Северной Европы.

    Продолжение можно читать здесь.


    [1] Понятие «Soul food», как и музыка «soul», родилось в шестидесятых годах прошлого века в США, в эпоху культурной самоидентификации афро-американцев, для обозначения их традиционной пищи.  Корни этой пищи, однако, значительно старше и восходят к африканским культурам и в меньшей степени к Европе. Такие распространенные элементы западноафриканской кухни, как рис, сорго и окра попали в Америку вместе с африканскими рабами. В афроамериканской кухне важное место принадлежит также местной кукурузе и маниоке, турнепсу из Марокко, и португальской капусте. Наиболее ярко «soul food» представлена в штатах американского юга [Примечание переводчика].

    изображения не найдены

    изображения не найдены

    изображения не найдены

    изображения не найдены

    изображения не найдены

  • Ой, меня не сосчитали!Британская “The Independent” о туризме в Исландию

    Ой, меня не сосчитали!Британская “The Independent” о туризме в Исландию

    изображения не найдены

    Статья в британской газете «The Independent», пересказанная в исландской «Morgunblaðið», не рекомендует туристам тянуть с поездкой в Исландию, советуя побывать там уже в 2013 году. Потом остров накроет такая волна туристического ажиотажа, что приезжие будут вынуждены сутками стоять в очереди к Гейзеру, толкаться у Золотого Водопада, маяться в многокилометровых пробках, опоясывающих весь остров. Автор отмечает, что все гости однозначно позитивно отзываются об Исландии: «спросите любого, кто там побывал, и он скажет, что навсегда влюбился в этот маленький остров». Обвал исландской экономики, приведший к девальвации кроны, немного удешевил посещение Исландии, но по мере восстановления экономики цены снова проткнут низколетящие исландские облака. То, что Исландия божественно красива – уже ни для кого не секрет, но в 2013 году вы еще успеете обогнать неумолимую кривую роста въездного туризма – заключает автор статьи.

    В 2000 году количество туристов, посетивших Исландию, сравнялось с ее населением, достигнув 300 тысяч душ. К 2011 году оно возросло до 600 тысяч человек, а в 2020 году Исландское статистическое бюро прогнозирует прибытие на остров не менее миллиона туристов. В прошлом году нередко создавалось впечатление, что весь миллион уже нагрянул – причем в короткий летний сезон, столкнувшись с недостатком койко- и «машино»-мест (мест в автобусах и арендованных автомобилях), а также с их бешеной дороговизной, продиктованной триумфом спроса (и здравого смысла) над предложением.

    Другая статья в той же «The Independent» повествует о британской туристке, которой этим летом довелось искать и найти себя в Исландии, причем в буквальном, а не метафорическом смысле. Когда ее туристическая группа вышла из автобуса в районе каньона Эльдгйау, туристка уединилась в вулканическом буреломе, чтобы переодеться и поправить прическу. Вернувшись в автобус, женщина узнала от гида о пропаже одной из пассажирок. Приметы пропавшей женщины азиатской внешности в темной одежде были переданы в полицию и службу спасения, которые до 3 утра прочесывала коварные лавовые дебри. В спасательной операции участвовали и туристы, включая саму «пропавшую». К утру до последней, наконец, дошло, что приметы разыскиваемой женщины – кроме одежды – соответствовали ее собственным! В автобусе никто не был знаком друг с другом, а гид пересчитать туристов не удосужился. Это косвенно подтверждает правоту первого автора, прогнозирующего неминуемое превращение Исландии в конвейр по переработке туристов.

    Это происшествие также заставляет задуматься о том, как разительно отличаются наши представления о себе от того, что видят другие. «Это я – невысокая полная женщина азиатской внешности? Я всегда видела себя Принцессой Стефанией!». Британский автор хвалебной статьи, кстати, тоже назвал Исландию «маленьким островом», с чем ни один исландец не согласится, причем не без оснований. Имея площадь в 103 тысячи квадратных километров, Исландия больше отдельно взятых Шотландии и Ирландии и лишь незначительно меньше Англии, которая располагает территорией в 129 тысяч квадратных километров. Но британцам чужие острова представляются маленькими, а свои большими. А нам надо попасть в Исландию раньше, чем туда нагрянет 62 миллиона британцев, прочитавших статью в «The Independent», и прежде чем исландцы, сбитые с толку растущими человекопотоками, совсем разучатся считать.

  • «Willy Rising» или самый уёвый музей в миреИсландский фаллологический музей

    «Willy Rising» или самый уёвый музей в миреИсландский фаллологический музей

    Где находится самый пенистый музей в мире? Спору нет, в Исландии. Впечатляющее число синонимов к словам «пенис» и «восстание» семиотически предопределено в любом языке мира. Во-первых, все действующие языки замешены на примате мужского начала, поэтому феминисткам и трансгендерным героям приходится прибегать к лингвистическим пируэтам, чтобы ликвидировать этот первородный дисбаланс. Чего стоят, к примеру, все эти «business person» вместо «businessman», или «они» во избежание больше не незыблемых ни в биологическом, ни в социальном отношении «он» и «она»… Почти как в древнелакейском: Где барин? Они в баню пошли-с… Во-вторых, согласитесь, на смысловом уровне пенисы неразрывно связаны с разного рода бунтарскими подъемами и противостояниями. Поэтому так увлекательно перебирать варианты достойного мужского эквивалента неглупого названия «Pussy Riot»: от народных «Cocky Brawl», «Willy Rising», «Pecker Tumult», «Prickly Rumble» и «Dick Row», до латинизированных и, соответственно, официозных «Penis Rebellion», «Phallic Insurrection» и «Male Member Insurgency»…  «Инсургенция мужского органа», впрочем, тянет скорее на медицинский диагноз, чем на название группы, хотя в названии «Херовы инсургенты» определенно что-то есть.

    Но довольно о магии слов, перейдем к сюжету. Традиционная культура табуирует не только вагинальную, но и лингамную тематику, хотя и с меньшей свирепостью. И правильно делает, потому что вот что бывает, если разрешить всем этим пенисуидальным фалометрам беспрепятственно размахивать своими membra verile в пространстве общественного дискурса.

    Сегодняшний герой нашего цикла «Жизнь замечательных ИСЛАНДСКИХ людей» – Сигурдур Хьяртарсон (Sigurður Hjartarson), основатель крупнейшего в мире фаллологического (не путать с «филологическим») музея. В его коллекции, которая на исландском незатейливо зовется «Hið Íslenzka Reðasafn», содержится 280 образцов пенисов, воплотивших в себе мужское достоинство 93 животных видов. В их числе 55 китовых органов, 36 тюленьих, 118 мужских гениталий наземных млекопитающих и один человеческий член, о котором пойдет отдельный разговор. Среди экспонатов, которыми особо гордится куратор музея – лингам полярного мишки, слабо различимый под микроскопом писюн хомячка, наконец, «конец» (вернее, фрагмент «конца») голубого кита длиной 170 см и весом 70 кг. Если бы китовое «достоинство» сохранилось целиком, оно весило бы 400 кг и простиралось бы на долгие 5 метров. Содержание такого крупного экспоната существенно повысило бы арендную плату музея и, соответственно, стоимость входных билетов. Поэтому спасибо фаллологической науке за то, что она не донесла до нас этот образчик во всем его многотонном великолепии, избавив, таким образом, от сравнений не в пользу homo sapiens .

    Как и повсюду в Исландии акцент в музее делается на слове «исландский», которое манерно пишется с упраздненной в ходе реформы тамошней орфографии буквой «z» – вероятно, чтобы подчеркнуть старомодно-консервативную природу коллекции. Имеются и иноземные экспонаты (разумеется, уступающие исландским по величию, глубине и духовности) – например, пенис африканского слона и, если я правильно помню, член иберийского быка. Отдельная часть коллекции посвящена причинным местам героев исландского фольклора, таких как тролли, эльфы и мужчины-русалки (русалкманы?). Представлена также ялдá злого духа полуострова Снайфедльснес и «прибор» одного из 13 исландских «йоласвейнов» – шалопаистых парней, возвещающих приход рождества на остров. Если с мишкой все ясно – имел неосторожность подплыть к Западным Фьордам на льдине, его подстрелили и выполнили обрезание – то в отношении «йоласвейнского» хрена встают вопросы. Он все-таки штучный персонаж: как он теперь без «гордости» и «достоинства» справляется с выполнением своих рождественских функций? Впрочем, все мифологические существа в Исландии определяются как «хюлдуфоулк» – невидимые существа – и потому всегда можно сослаться на то, что детородные органы у них тоже невидимые. Прикрепил к пустой полочке ярлычок «Лингам злого духа» – и показывай себе воздух!

    Сигурдур Хьяртарсон неслучайно пишет слово «íslenzka» через «z» вместо положенного по нормам современного исландского «s»: он 37 лет проработал учителем истории и испанского языка. Сигурдур – автор 20 книг и переводов, посвященных латиноамериканской истории и литературе, а также испанскому языку. В детстве он стал счастливым обладателем кнута из бычьего члена, с помощью которого пас исландских буренок. В 1974 году он имел неосторожность поделиться воспоминаниями об этом буколическом периоде своей жизни с друзьям, которые начали одаривать его подарками из бычьих членов на праздники и юбилеи. Не подвели и киты, которых до 1986 года исландцы активно били в своих территориальных водах (бьют и сейчас, хотя и не так демонстративно), и которые в количестве по 12-16 штук ежегодно любезно выбрасываются на исландский берег, предоставляя тамошним ученым-фаллологам бесценную возможность по заслугам оценить их «достоинства». Так было положено начало коллекции, которая к 1997 году уже насчитывала 62 образца. В 1997 году Сигурдур открыл свой музей неподалеку от бомжовой автостанции «Хлеммур», получив от городских властей Рейкьявика грант в размере 200 тысяч крон (на тот момент порядка пяти тысяч долларов). К 2003 году Сигурдур рассорился с рейкьявикскими властями и бежал вместе с музеем в малонаселенный городок Хусавик на севере Исландии. Местные жители в одностороннем порядке объявили Хусавик «столицей мира по осмотру китов», и Сигурдур с его коллекцией китово-пенисной утвари пришелся весьма ко двору.

    Именно там я впервые и познакомился с музеем. До этого мне довелось лишь посмотреть документальный фильм о нелегкой судьбе первого исландского пенисóлога среди невежественных рейкьявикчан, заподозривших Сигурдура – не смотря на образцовую семейную и профессиональную биографию – в склонности к извращенной расчленёнке в стиле Ганнибала Лектора. Признаюсь, что когда мы достигли отдела музея, в котором представлены письма человеческих доноров, завещавших Сигурдуру свои генитальные «сокровища», мне тоже стало не по себе. Особенно поразил американский донор, украсивший свой «худой конец» татуировкой звездно-полосатого флага. Пока он представлен только в виде фотографии, ибо донор жив и не нарадуется своему патриотическому другу. Но в эсхатологически неизбежном конце концов и этот странный экспонат найдет приют внутри баночки с формалином в недрах исландской «кунст-камеры». Интересно, как бы у нас посмотрели на украшение половых органов государственной символикой с последующей передачей такого «национального достояния» иностранной державе? Законодатели пока не сказали своего слова на этот счет, а пора бы – время-то нынче какое… Забавно было также наблюдать реакцию зарубежных гостей на включенный в экспозицию детский рисунок, на котором неумелая рука изобразила и – во избежание сомнений – накарябала: «дедов член». “Это моя внучка нарисовала,” – гордо сообщил экскурсантам Сигурдур. Исландские родители таскают с собой в раздевалку бассейна детей противоположного пола до довольно зрелого возраста, поэтому ничего нездорового во внимании ребенка к дедушкиному «богатству» в тамошнем контексте нет.

    Давней мечтой Сигурдура было обзавестись образчиком человеческого члена. В 2008 году исландская гандбольная команда, завоевав серебро на Олимпиаде в Пекине, решила увековечить свою победу и подарила Сигурдуру 15 слепков своих пенисов. Они хранятся в отдельном шкафчике, символизируя важность гандбола для суверенной исландской республики. А в 2011 году в возрасте 95 лет скончался, наконец, первый донор человеческого органа – Йон Арасон из Акюрейри, северной столицы Исландии. “Я пятнадцать лет ждал этого момента,” – потирая руки, сообщил репортерам Сигурдур. Он заявил, что посмертное выставление напоказ причинного органа вполне соответствует эксгибиционистским наклонностям усопшего героя. При жизни Йон слыл бабником, хвастуном, забиякой и гендерным фашистом. Он никогда не упускал возможности искупаться в лучах славы – даже скандальной – и методически вел подсчет своих амурных побед. Йон любил хвастаться, что за свою жизнь переспал с 296 женщинами. Вероятно, где-то сохранился «бортовой журнал» его приключений с указанием имен, чисел и мест контакта с каждой из «потерпевших». Если это так, то подобный труд достоин отдельного музея, который предприимчивые исландцы, не обремененные мертвым грузом из коллекций великих полотен бессмертных мастеров, непременно откроют. Что же касается «симметричного» мужского ответа «PRiot», то боюсь, что наш поезд ушел, как не перебирай все варианты его названия. И время не то, и сами мы уже не те. В Исландии ушел из жизни лучший представитель нашего с позволения сказать гендера, а его мужскую гордость закатали в баночку, как Ленина в Мавзолей. «О времена, о нравы!»

    PS В 2012 году Фаллологический музей снова переехал на главную улицу Рейкьявика –  Лёйгавегур. Сегодня куратором музея работает сын Сигурдура. Несмотря на финансовые невзгоды, Сигурдур отказался продавать свою коллекцию немецкому бизнесмену за двести с лишним тысяч евро. Исландии – исландские члены! В эпоху разнузданного глобализма в этом призыве угадываются неуловимые черты нового и правильного нац-гендерного мира. Музей – единственное место на острове, которое не принимает кредитных карточек. Вероятно, сказывается любовь его основателя к культуре латинских народов. Сегодня лучший подарок из Исландии для мужчины – это фирменная футболка с логотипом музея и надписью «Я – не донор» или «This museum is not for pussies» (Этот музей не для трусих / кисок). Музеи пусек тоже, вероятно, грядут. А мне самому вся эта история с нездоровой смесью гениталий и формалина совсем не по душе, несмотря на ее знаковость для гендерной сущности сегодняшнего мира.

  • Чебурашкины с РублеффкиЧасть цикла «Зимние утехи»

    Чебурашкины с РублеффкиЧасть цикла «Зимние утехи»

    изображения не найдены

    Мануил Баррозу
    отменил морозы
    И цветут мимозы
    вдоль реки Формозы

    изображения не найдены

    Эти строки навеяны моими двумя последними новыми годами, проведенными – вопреки обыкновению – в краях не столь морозных, а вполне мимозных. В России, впрочем, морозов не отменяли, и, сладко скукожившись и вдыхая морозную свежесть, я задумал составить топ-десятку зимних радостей – от самых заснеженных до приятно горячительных. В этот каталог не вошли Альпы-лыжи, Рованиеми-Санты, ледяные отели и прочие «широковоспетости». Перечень зимнего счастья должен быть сугубо личным, интимно выстраданным и реактивно облапачивающим (окрыляющим). Разумеется, в этом списке лидирует –  Новый Год в Исландии, который за полтора десятилетия приема российских туристов стал для меня миссией сродни религиозной, сладкой болью и горькой усладой. Сегодня я уже не помню, кого я ежезимно рвался выводить из дебрей межкультурных потемок, возомнив себя исландским Моисеем. То ли русские души, в буквальном смысле заблудшие на новогодних исландских пепелищах, то ли окостеневших в своих предрассудках исландских рестораторов, туроператоров и прочих отельеров, год за годом организовывавших торжества в наивном убеждении, что русские “отмечают” приблизительно так же, как остальное человечество. Как я ни пытался выстроить из своего разума, сердца, знаний и опыта мостик над пропастью, разделяющей две культуры, результат был всегда один: недовольными оставались и те, и другие.

    Казалось бы, чего тут сложного – приехал, порадовался, выпил-закусил, да улетай себе восвояси, но не тут-то было: русские умеют громоздить на своем пути бурелом из несуществующих сложностей, демонстрируя творческое, но удручающе инопланетное восприятие реальности. Начав принимать русские группы в Исландии, я довольно скоро уяснил для себя, что у многих моих уважаемых сограждан в голове прописано некое правило сквозного апгрейда. Звучит он примерно следующим образом: если по пути на место отдыха ты сидел в салоне бизнес класса, то на трансфере автоматически можешь претендовать на лимузин с мигалками, при расселении – на люкс апартаменты, а на экскурсиях – как минимум на вертолет, хоть ни за то, ни за другое, ни за третье не платил. Бáрака какая-то что ли на них библейским голубком ниспадает в этом бизнес классе, или бортпроводница Рагнхейдюр – Мисс Исландия образца 1965 года – выписывает всем сквозные индульгенции, но в результате русский турист получает пожизненный апгрейд по всем статьям: ОДИН РАЗ В БИЗНЕС КЛАСС – УЖЕ НЕ РАПИДАС!

    Вопрос рассадки русских людей, всегда почему-то занимающих в полтора раза больше мест, чем им положено, оказался настолько чувствительным, что я начал делить обычный туристический автобус на «бизнес», «эконом» и «улучшенный» классы, рассаживая и пересаживая пассажиров соответствии с выдуманными ими же категориями собственной значимости. Если бы я предложил доплачивать примерно по штуке евро за апгрейд класса в салоне автобуса, думаю, греб бы денежки лопатою, неизменно прикрепленной в Исландии к автобусам и джипам. Или огрёб бы этой самой лопатою от разъяренной толпы, которая, отбросив не прекращающуюся ни нам миг классовую борьбу внутри автобуса, объединилась бы против меня в едином порыве. А если бы автобус подавали всегда один и тот же, я бы разделил его занавесочками на секции, повесил персидские ковры, расставил ширмочки из «Якитории», развесил на спинках таблички «Зарезервировано», «ВИП место», «Эксклюзивно для господина Пупкина-Депутаткина»…

    Как на беду, автобусы исландские диспетчеры подавали всегда разные, да к тому же не всегда исправные. Последнее обстоятельство придавало отголосок легитимности требованиям тех туристов, кто незамедлительно по прилете позиционировал себя как «Человек с Рублевки». Как правило, это были барышни, подкреплявшие весомость своей элитной сопричастности пуленепробиваемым доказательством: «На мне платье от Юдашкина!!!». Кто такой Юдашкин я в своей островной заскорузлости до сих пор представляю себе слабо, но думаю, что хороший человек, к которому правила жизни покупательниц его платьев имеют приблизительно такое же отношения, какое Инструкция по извлечению кишок, изданная Святой Инквизицией, имеет к учению Христа. Так или иначе, я быстро осознал, что правило сквозного апгрейда распространяется не только на пассажиров бизнес класса, но и на обитателей Рублевки, директоров крупных предприятий, лиц, однажды показанных по телевизору, лиц, сидевших в детсадике на горшке рядом с  лицами, показанными по телевизору, и прочий сплошняковый бомонд, туго набившийся ко мне в автобус… Зафиксировав «косяк» с автобусом, возмущенные “барышни с Рублевки” начинали добиваться, чтобы я провел им апгрейд их скудных комнат на роскошные апартаменты, либо посадил за новогодним столом рядом с сыном Префекта Южного Округа, который, по их сведениям, инкогнито посещает исландские гейзеры в составе группы. Мне роль властелина судеб, безусловно, импонировала, и я бесцеремонно сливал таким “мисс Мудашкиным“ любых непарных мужиков в наших рядах как внебрачных сыновей префектов, младших чубаисов и прочих завуалированных випов. Надеюсь, этим мужикам – да и всем остальным гостям – удалось узреть что-либо из тускло освещенных в полярной ночи прелестей милого моему сердцу острова, вопреки незатихающей сословной возне всех этих депуташкиных-чебурашкиных.

    Мне самому нравилось все – лошадки, силачи, фокусники, лангустины, оперные певцы, джипы и Голубая Лагуна, новогодние салюты и костры, даже дикие шторма, порой срывавшие нам и костры, и экскурсии, и приземления самолетов. Поэтому не стану слишком распространяться на тему того, что русский человек не способен спокойно сидеть за праздничным столом, а должен почему-то ежеминутно вскакивать и возмущаться: «Ну чё, так и будем сидеть – когда же, наконец, начнется?» или «Это чё – все что ли?». При этом он так занят своим этим переживанием, думкой о том, зря или все-таки не зря он выкатил столько денег за праздник, что и праздника-то самого не видит. Что поделаешь, такая вот национальная особенность: никогда не здесь и не сейчас, всегда «Да когда же начнут?» и «Почему так быстро закончилось?». К тому же Новый Год – праздник, посвященный УСКОЛЬЗАЮЩЕМУ ВРЕМЕНИ, и в новогодний сезон эта ПАТОЛОГИЧЕСКАЯ НЕПРИЧАСТНОСТЬ К НАСТОЯЩЕМУ обостряется в русской душе до истерики.

    Не стоит обижаться и на исландцев, например – на уважаемого исландского ресторатора, который ежегодно выговаривал мне в глубоком расстройстве: «Смирнофф, в этом гоуду поусле ваш этот русский праздник я достать из под стол 467 пустой бутылка без акцизный марка наш исландский алкоголь-райх-монополия! В следующий раз буду звонить полиция». Не буду, потому убогий он какой-то: как представишь себе, как он 1 января все утро проползал под столами, горько бормотал, подсчитывал убытки и делил пустые бутылки на чуждые русские и родные исландские… Лучше бы пошел и сдал все бутылки скопом – глядишь, еще бы штуку евро в карман положил – чем впустую сокрушаться об упущенных из-за русского пофигизма доходах. Да и сам он виноват, ресторатор этот: разносил бы бухло пошвыдче, выпили бы подчистую и свое «левое», и его «правое». Тоже, кстати, не насквозь акцизное: рестораторы в Рейкьявике охотно берут водку у русских рыбаков, а уже какую ТЕ берут водку, мы с вами догадываемся.

    Не буду никого судить, «стебать», осмеивать, потому что сам такой же. Жизнь – что русское новогоднее застолье. Вначале полжизни спрашиваешь: «Ну когда же, наконец, начнется?», а потом «Это чё, все что ли?». В сущности, все мы немножко… Чебурашкины с Рублеффки.

    изображения не найдены

    изображения не найдены

    изображения не найдены

    изображения не найдены

    изображения не найдены