В идиотизме есть особая прелесть. Есть идиотизм сложности, когда для того, чтобы почесать себе за ухом, нужно собрать газиллион подписей начальников разных служб, визировать, парафировать, формировать дела, выполнять контрольные поручения. Казалось бы – что в этом хорошего, кому нравится «Кафку делать былью»? Но, играя по правилам, мы натягиваем смирительную рубаху идиотских процедур, и то, что было средством, становиться целью. Мы радуемся подписи никчемного чиновника, осваиваем затхлые коридоры власти, строим иерархии ценностей, еще недавно нами брезгливо отвергаемых. Жизнь становится все опаснее, правил так много, что они уже никого не защищают от бесправия, а мы продолжаем все усложнять. Мы балдеем от элегантных маневров лодочки нашего разума в бурных водах идиотизма, пока жизнь или смерть наглядно не демонстрирует, что никакого разума в утонченной усложненности нет. Остался один «идиотизмундур», как, вероятно, назвали бы идиотизм исландцы, если бы пользовались международными терминами, чего они принципиально не делают.
«Идиотизм» по-исландски звучит как «fávitastig», то есть достижение той степени разреженности ума, при которой идиотизм сложности становится невозможным. В этом есть некая поэтическая справедливость, ибо горе нашей страны, как известно, от ума, а не от его разреженности. Попробуйте навязать жителю какой-нибудь малой европейской страны всю сложность наших правил: он ничего не поймет, пожмет плечами и уйдет обедать, проигнорировав сложные инструкции. Мы же добросовестно седлаем мустанга бюрократического идиотизма, обрекая себя на дальнейшую идиотизацию. И несет нас этот восьминогий Слеипнир (жеребец Одина) – как в скандинавской мифологии – прямиком в ад, пока мы напеваем «чуть помедленнее кони», на ходу заполняя важные бумажки. Короче, господа, надо быть проще, и к вам потянутся неидиоты…
У простоты есть своя неотразимая прелесть. На эти размышления меня натолкнуло недавнее посещение исландской столицы, где я жил много лет, но с тех пор давно не бывал. Когда я впервые приехал в Рейкьявик в 1990 году, я сразу увидел главного персонажа городского центра – невысокого мужичка в оранжевой матросской робе с голосом охрипшего попугая и лицом, обтесанным синдромом Дауна. Он неустанно громко и монотонно повторял какую-то тарабарскую мантру, мне неясную. Местные объяснили мне, что мужичка зовут «Йоуи» или что-то в этом духе (буду звать его «Йоуи», пока не вспомню настоящего имени), а выкрикивал он полное название исландского таблоида «Dagblaðið og Vísir», в широких народных известного как «Де-вав». Без праздников и выходных, в жару и холод, ветер и снег, Йоуи стоял весь день на ступенях банка, продавая эту желтую газетенку – сначала по пятьдесят крон за экземпляр, а потом дороже – с пристрелом на бессмертную исландскую инфляцию. Едва ли за долгие годы жизни Йоуи нашлась хоть одна душа, которая смогла ему отказать и не купить газету, включая рюкзачно-ботиночных немецких туристов, спешивших на гейзеры и светской хроникой не интересовавшихся. Для них курьезом был сам факт существования желтой прессы и светской хроники среди аборигенов, в которых они видели скорее досадный источник расходов на пути к желанной природе, чем самостоятельную достопримечательность. В том, что это отношение позднее изменилось, вероятно, есть заслуга и Йоуи.
Говорят, что столько газет, сколько продал Йоуи, не продал никто, а уж в пропорциональном пересчете на триста тысяч исландских душ он побил все рекорды не только уличных газетоторговцев, но и хозяев медиа империй – Мёрдоков всяких и прочих Citizen Kane’ов. Помню, что меня, только что приехавшего из Советского Союза, где умственно отсталых официально не существовало, а по улицам уж точно не стояло и не работало, шокировала легкость общения этого «газетного короля» с местной публикой. Никто – от надутого банкира до подвыпившего подростка – не брезговал компанией и советом низкорослого «дауна» в грязной робе со странным сломанным голосом, который вместе с вонью рыбной муки служил как бы трейдмаркой исландского «даунтауна». О Йоуи писали газеты и снимали сюжеты, его постоянство и верность занятому посту вдохновляло меня, когда я, согнутый от холода как исландская бабка-ёжка, брел на работу навстречу ураганному ветру вперемешку со шрапнелью из остроконечного града – уникальной разновидностью осадков, с которой я имел неприятность познакомиться в Исландии.
Шли годы, я привыкал к мысли, что лета в Исландии не бывает, а люди с синдромом Дауна, нередко попадавшиеся мне в автобусах и других общественных местах, не монстры, а трогательные инопланетяне – «сердца, где обида не живет». Они нежно держатся за руки в автобусе, по-детски непосредственны, похожи на хоббитов. Встречались и свирепые образцы – вероятно, с примесью «турретов» и прочих синдромов, но это уже дебри психологической науки. Мужчины-дауны бесплодны, но женщины-дауны могут рожать здоровых детей от здоровых мужчин, что, согласитесь, удобно для острова, где на всех женщин никогда не хватало. Исландские власти разрешили и двум разнополым «даунам» вступать в брак под присмотром и при наличии соответствующих справок и разрешений. Еще позже я наблюдал в аэропорту Кефлявик трогательную сцену приветствия делегации «даунов» из Дании их исландскими «коллегами». Исландцы нарисовали плакат на большой простыне, все было чинно и торжественно, крепчало международное сотрудничество людей с лишней хромосомой и альтернативными ценностями.
Но это было потом, а тогда я только становился на ноги, завел было собственные авто, снова проваливался в тартарары непрестижного тогда автобусного транспорта, катавшего меня по Рейкьявику в поучительной компании «даунов». Я учился не стыдиться автобуса, даунов, того, что я практически единственный русский мужчина на острове, что моя жизнь не стала гламурным роликом, привыкал находить кайф и смысл в дико архаичном по словарному запасу исландском языке – надеюсь, что взрослел. Или наоборот прятался от взрослой респектабельности.
А потом Йоуи не стало, о чем поведала та же газета «Де-вав». Оказалось, что, будучи единственным сыном далеко не бедных родителей, Йоуи всю жизнь до копеечки собирал все выручки от продажи газет. Никогда ничего не тратил, да и на что ему, кроме как на булочки и молоко? Жил он долго и, думаю, счастливо. Все свои несметные богатства Йоуи завещал фонду «даунов» и других людей со сложной психикой и генетикой. Недалекий исландский потребитель, ориентированный – как мы сегодня – на заоблачный гламур в долг у банка, застыл у телевизора с отвалившейся челюстью, во всяком случае, халифское богатство Йоуи обсуждалось во всех джакузи всех бассейнов страны. В центре Рейкьявика погрустнело без осипшего крика последнего продавца газет на острове. В Исландии мало людей, каждого долго помнят, а уж продавца газет, который за свою жизнь неоднократно контактировал практически с каждым островитянином, не забудут еще многие годы. Спасибо, Йоуи, за уроки человечности.
Еще позже я посмотрел фильм «Idioterne» Фон Триера. Напомню, что фильм повествует о команде здоровых и шибко интеллектуальных лбов, которые гастролируют по Дании, притворяясь распоясавшимися «даунами», чтобы проверить на разрыв терпимость и гуманизм датской системы. Чисто по теоретическим причинам их эта система не устраивает (хотя их здесь неплохо кормят и не обижают), и они играют свой даунский «перформанс», ощущая себя местными Че Геварами, которые сотрясают устои мещанской датской толерантности. Не берусь, сказать, что хотел показать режиссер, но вот что думал я: «Сволочи! На создание общества толерантности ушло три поколения, оно появилось после фашизма, оно так хрупко по сравнению с диктатурами идеологических и религиозных идиотов всех мастей. Вы же, суки, от скуки и нереализованности беретесь разрушить то, до чего цивилизованному миру, не то, что нам, еще пилить и пилить – общество, построенное на гуманизме»! Короче, Йоуи бы фильм не понравился, а «псевдо-идиоты» и того меньше. Фильм «Идиоты» вышел в 1998 году, за тринадцать лет до Андерса Брейвика, который тоже хотел сотрясти фундамент человечности, что-то кому-то доказать. Но доказал не норвежский срелок-идиот, а исландский «Даун Йоуи» — всей своей жизнью: «даун» — это не синдром, а отношение к жизни, а идиотизмундур идиотизму рознь.
«Deyr fé. Deyja frændr. Deyr sjálfr it sama. Ek veit einn at aldri deyr dómr um dauðan hvern» — Умирает скот, умирают родичи, умираешь ты сам. Но мне известно одно, что не умирает никогда – память о каждом из усопших». «Хаувамаул», сборник мудростей Одина. Пришло из глубины веков, записано в Исландии в XIII веке.
изображения не найдены
