Рубрика: Бубликации

  • Арктический дубец II ©Страноведческий фарс. Глава II

    Арктический дубец II ©Страноведческий фарс. Глава II

    Страноведческий детективный фарс, навеянный произведениями Арнальдура Индридасона, в частности «Arctic Chill»

    Глава II

    изображения не найдены

    Начало здесь.

    2019 год. Хрюнмундур Дьёбласон. Экс-муж. Экс-любовник. Экс-детектив. Бывший. Бывшая восходящая звезда в аппарате Rannsóknarlögreglustjóri Ríkisins – раннсоункулёгреглюстйоуририкисинс (произносится с пиететом и на одном дыхании!) – аппарате Главы Следственного Отдела Государственной Полиции Республики Исландии.

    С тех пор кануло девять лет, и от пышного термина остались лишь песочные усы нарочито британской формы, да залитый кетчупом бежевый тренч-коут. По-простому «плащ».

    «Yes I know the city like a lover», – Хрюндундур замурлыкал музыкальную тему из «Таггерта». На Алжезуре определение «сити» застегивалось, как плащ на округлившемся животике заматеревшего экс-детектива: не без угрозы прогнившим ниткам. Поселок-райцентр: населения пара тыщ с половиной, из которых лишь горсточка португальцев.

    изображения не найдены

    Остальные – высушенные, как камыш, люди северо-германского типа. Длинные волосы, которое солнце и ветер привело в фактуру соломы, кожа цвета портвейна «aged tawny», аскетическая худоба, да неистребимый запах канабиса, витающего над патлатыми головами, как голубок над Иисусом на алтаре местной церкви. Пришли «стучаться в двери травы» в шестьдесят-каком-то году, но португальское время остановилось: «лето любви» для них не закончилось.

    «Чего нельзя сказать о тебе», – признался собственному отражению Хрюнмундур. «Lover» упорхнул вместе со сладкой птицей юности. Из потрескавшегося зеркала на заплесневевшей стенке на бывшего следователя смотрел не любовник, а немолодой кот породы «британ» с укороченным треугольным подбородком, над которым топорщились недовольные треугольные усы: золотое сечение лузерства!

    изображения не найдены

    «Теперь ты не лавэ-ловер, а собиратель португальского фольклора! – поздравил себя Хрюнмундур, – Сиди на драном хвосте ровно, и может – иншалла или ошала по-португальски – проведешь это январский вечер в свете электрической лампочки, а не при свечах, как обычно бывает в дождливый сезон».

    Самое дорогое в Европе электричество померкло секунд на пятнадцать под натиском шквального ветра с Атлантики, но решило подарить бывшему следователю продолжение вечера откровений при тусклом свете энергосберегающей лампы.

    изображения не найдены

    Заговорила память: девять лет назад, извержение Эйафйатлаёкутлья, амбициозная начальница Сьёп Херманнсдоттир, метившая в парламент, но угодившая в городскую тюрьму по адресу Скоулавёрдюрстигур. Силиконовый гавномонстр из Голубой Лагуны, оставивший на месте преступления бутылку «Столичной» и канистру с тогда еще не ясной маркировкой «Novichok».

    изображения не найдены

    Срочная командировка в Москву к Хрюнько – официальному партнеру расследования. Расследование началось, продолжилось и завершилось в месте с непроизносимым названием: Сандуны. «Пей, Ёпссон!» – багровая луна хрюньковской хари мерцает в облаках обжигающего пара. Человек с внешностью обезображенного ножевыми ранениями Эгиля Скаллагримссона хреначит в печку опиоиды, канабиноиды, радионукли-ой-ды с веселыми прибаутками: «Ёпля-кака! Так это у вас – исландцев – называется?».

    изображения не найдены

    «Сан-ду-ны: won’t let the sun go down on me…», – хрипит не пришедший в себя после «расследования» Хрюнмундур в лицо бортпроводнице «Icelandair». Та жмет на тревожную кнопку. На рейс Хрюнмундура пускают, проверив полицейское удостоверение, но в Кефлавике принимают с таможней и пристрастием.

    изображения не найдены

    Начальница в тюрьме, а у зама в кармане плаща небрежно подброшенный канабис. Хрюнмундур рассказывает, что хотел поделиться с русскими рецептом исландского шоколадного торта – дьёблакаки. Но те не умеют мыслить в приземленных категориях обыденности: как слоны с полотен Дали, жители Гардарики шествуют по планете на комариных ногах геополитических домыслов и теорий заговора. «Бог их знает, на что обиделись, но и сам хорош, Хрюнмундур: пить, безусловно, надо меньше…»

    изображения не найдены

    В съемном жилье холодно и сыро: никогда в Исландии Хрюнмундуру не было так холодно, как здесь на юге Португалии. Холод от отсыревших стен ломит кости. Пожилая хозяйка – Дона Мария ду Ампару – передвигается по каменному полу артритным босиком, курит, протяжно кашляет и ворчит, что постоялец не желает справлять нужду в общественном туалете у автобусной остановки, а тратит деньги на воду в сливном бачке. Неслыханная роскошь!

    Нечистоты, на худой конец, можно собирать в ночном горшке и выплескивать в мутные воды обмелевшей речки Алжезурки. Когда-то она была настолько глубокой, что фламандские суда бросали в Алжезуре якоря. После землетрясения и цунами 1755 года речка куда-то слилась – вместе с фламандцами, оставив лишь глинистый ручеек, загаженный индоутками.

    изображения не найдены

    Хрюнмундур устал от самокопания и направился в бар «Понтапе» (что он понимает как «поджопник») у нового моста через Алжезурку. «1755 год оставил неизгладимый след не только на рыжей португальской земле, – подумал он, – но и в Исландии, где извержение вулкана Катла растопило толщу ледника, породив водные потоки объемом аж в две Амазонки!»

    изображения не найдены

    Бывший следователь занял место за пластмассовым столом, вооружившись микроскопической бутылкой пива «Супербок» и планшетом, чтобы почитать местные новости. Напротив сидел местный горбатый работяга: купол бесшеей головы, обрамленный ассиро-вавилонскими кудрями, венчала детского размера бейсболка «Angry Birds». За столиком слева пара высушенных нарко-нидеров: патлатые головы покоились на согнутых руках, что делало их похожими на зловещую богомольную саранчу. Хрюнмундур углубился в чтение статьи на сайте местного мобильного оператора MEO.

    Продолжение последовало здесь. Увлекательное путешествие на родину Хрюнмундура можно заказать здесь.

    изображения не найдены

  • Бюсты, Торы, БарсикиПриключения Торгильса

    Бюсты, Торы, БарсикиПриключения Торгильса

    изображения не найдены

    Только ленивый не оттоптался на мироточащем БЮСТе Николая. У кого-то задымил портрет Боба Марли. У меня запотели очки Джона Леннона, а под кепкой Ильича замелькали – по ассоциации – размытые воспоминания о неком герое исландских саг, вскормившем сына собственной ГРУДЬЮ.

    изображения не найдены

    Когда под покрывалом памяти шебаршатся мыши воспоминаний, ожиревший котик разума разит их когтистой лапой. Я пошел гуглить на интернете «мужскую лактацию», но вместо былинного исландского героя «наразил» трогательную историю про тюменского кота Барсика, который в 2005 году – после гибели супружницы – не только признал своих котят, но и вскормил их своими сиськами.

    изображения не найдены

    Усомнившись в достоверности последней, начитался около-медицинских текстов о случаях появления молока у мужских особей: от малазийских летучих мышей и вышеупомянутого кота Барсика до людей, причем со ссылкой на почему-то авторитетного в этих вопросах Дастина Хоффмана.

    изображения не найдены

    Поиск продолжил уже не на Гугле, а на книжной полке, где выяснил, что кормящим отцом в исландских сагах был некий Торгильс по кличке «Конеубийца». Когда его мать ТОРунн пустила себе в постель ТОРгриммюра по прозвищу «изрубленные ноги» (боже, как романтично!), юный ТОРгильс не находил себе места от ревности, пока не зарезал коня своего отчима. Спасибо, что не самого отчима.

    изображения не найдены

    Возмужав, Торгильс оказался в Норвегии в постели королевы Гюннхильдюр, которая – если верить исландским сагам – к этому моменту уже переспала практически со всем мужским населением острова. У авторов исландских саг, похоже, сформировался провинциальный комплекс по отношению к норвежцам, который они компенсировали подкладыванием исландских героев в постели знатных норвежек.

    изображения не найдены

    Получив путевку в жизнь от королевы, Торгильс построил успешную карьеру головореза, в том числе грохнув воина-берсеркера по имени Суртур-Железная-Башка. Читайте здесь, почему Суртур два раза не предупреждает. За сей подвиг Торгильс получил от Ярла Олава в жены красавицу Гудрун. Гудрун родила ТОРгильсу сына – ТОРлейвюра. После чего ТОРгильс решил подарить свою жену другу ТОРстейнну, который присматривал за его хозяйством в Норвегии, пока ТОРгильс проверял свои владения в Исландии.

    изображения не найдены

    Черт, тут даже мое терпение лопается: все мужские имена в этой саге – производные от Тора! Что, впрочем, вполне могло устраивать бедных женщин, передаваемых от одного мужа к практически одноименному следующему.

    изображения не найдены

    Торгильсу мало было убыточной недвижимости в Норвегии и Исландии, за которой надо было к тому же постоянно приглядывать, и он нашел себе новую супругу с фазендой в Гренландии. Та родила ему сына: правильно, ТОРфиннюра! Сага утверждает, что в Гренландии Торгильс кормил Торфиннюра грудью – то ли кровью, то ли молоком, то ли и тем, и другим – на протяжении нескольких лет. Сатрапы и прочая гренландская братва, наблюдая это чудо, зубоскалили на тему «баба или мужик» (как в случае Ньяла из одноименной саги). За что неизменно огребала. Когда мальчик, вскормленный столь нетрадиционным образом, все-таки скончался, Торгильс так страдал, что четыре дня не принимал пищу.

    изображения не найдены

    Свою третью жену Торгильс замучил пуще прежних, но речь не о ней, а о том, что за всю жизнь он сформировал привязанность только к этому мальчику, вскормленному мужской грудью. Кто-то написал, что лактация Торгильса могла быть вызвана опухолью гипофиза – центрального органа эндокринной системы. Только я в этом ничего не смыслю. Медицина – наука, а я – как Шурик – собираю местные сказки, легенды, тосты. Слово «гипофиз» у меня ассоциируется с профессором Преображенским.

    изображения не найдены

    Невероятные приключения Торгильса и его сисек отражены в саге «Flóamanna Saga», посвященной жителям заливных лугов между реками Хвитау и Тверау. Сегодня это административная единица Flóahreppur. Оказаться там можно, например, в ходе экскурсии «Северные саги на Южном Берегу».

    изображения не найдены

  • Жуан II и Великий АвантюристПортугалия: «Артек» для глобалистов

    Жуан II и Великий АвантюристПортугалия: «Артек» для глобалистов

    изображения не найдены

    Продолжение перевода книги Мартина Пейджа о Португалии

    Глава 8: Повествует о короле Жуане II

    Уже переведено:

    Царствование короля Жауна II продолжалось всего четырнадцать лет вплоть до его смерти в 1495 году, когда королю было сорок (некоторые из современных португальских историков считают, что он был отравлен). Это было одно из самых необычайных правлений в истории Европы. Вот какую эпитафию посвятил ему граф Фикальо: «Возможно, он и не был хорошим человеком, но, безусловно, был великим королем». Наш современник, историк Оливейра Маркеш, сказал следующее: «Жуану, а не принцу Генриху, следует приписывать заслугу разработки всестороннего плана географических открытий с указанием целей и средств».

    План короля Жуана II поражал размахом и вдохновлял исполнителей. Он преследовал задачу превратить Средиземное море – центр могущества в цивилизованном мире со времен Древнего Египта – в провинциальное болото, а Лиссабон – в самую богатую столицу западного мира. Население Португалии на юго-западной оконечности Европы составляло всего полтора миллиона человек – одну восьмую численности населения Италии, меньше четверти населения Испании или половины населения Англии. Для осуществления своей авантюры португальцы заручились финансовой поддержкой семейства Медичи и других флорентийских банкиров, но никакой иной логистической помощью не пользовались. Сменится всего одно поколение, и в 1531 году король Англии принесет Дожу Венеции свои извинения за то, чтобы его галеоны перестали заходить в Венецию для закупки специй и впредь будут следовать в Лиссабон. Впрочем, к этому моменту на складах у венецианцев не оставалось специй на продажу. Их купцы вернулись из ежегодной экспедиции для закупки специй в Александрии с пустыми руками. Отцы города сплелись в клубке взаимных обвинений, а город пошел ко дну как в прямом, так и в переносном финансовом смысле. Во Флоренции, где Медичи подсчитывали свои доходы от этой операции по перемещению власти и денег в захолустное атлантическое государство, это назвали «триумфом современности над отсталостью».

    изображения не найдены

    Группа португальских аристократов, прибывших в Италию, велела подковать своих коней золотыми подковами, которые висели на одном гвозде, дабы понаблюдать, как «итальяшки» примутся дубасить друг дружку за упавшие подковы. Лиссабон стал одним из самых богатых городов в Европе. Сюда приезжали гости из Англии и других отсталых европейских стран, чтобы поглазеть на роскошь португальской столицы и убедиться в ее превосходстве в области культуры и науки, оперы и медицины, архитектуры и ювелирного дела.

    Именно король Жуан II собрал Совет ученых – видных церковников, раввинов, математиков и картографов, который позднее стали ошибочно называть «сагрешской школой», почему-то прописав ее в Сагреше. Научные прения этого Совета происходили преимущественно в Сантарене и иногда в замке рыцарей-тамплиеров в Томаре[i]. Жуан II провел переговоры относительно закупки крупной партии золота в Западной Африке, которое было пущено на финансирование плаваний Бартоломеу Диаша, Васко да Гама и других первооткрывателей. Именно Жаун II, а не «Криштавану» Колумб, и уж точно в большей степени, чем Принц Генрих, стоит за одним из самых важных событий в истории человечества: завершением – к худу или к добру – изоляции Европы от других цивилизаций.

    изображения не найдены

    То, что досталось Жуану, когда он пришел к власти, привлекательным не назовешь. Его отец Афонсу V ввязался в пагубный конфликт с Кастилией, после чего отправился во Францию, чтобы заручиться военной поддержкой у короля Луи XI. Когда Луи XI отказал ему в помощи, Афонсу переоделся простым паломником и укрылся в стенах монастыря в Бретани. Там его обнаружили и отправили домой в Португалию. Афонсу обратился к Парламенту с просьбой разрешить ему отречься от престола, но скончался до обсуждения своего запроса. Его сыну Жуану досталось в наследство государство, положение которого было хуже, чем финансовая катастрофа. Национальная валюта обесценилась. Казна задолжала огромные суммы Церкви, а последняя перепродала права на сбор долгов еврейскому консорциуму.

    Аристократия склонялась к тому, чтобы совершить переворот. Двоюродный брат Жуана – Герцог Браганский – собрал частную армию из трех тысяч кавалеристов и десяти тысяч пехотинцев. Король Жуан пригласил герцога обсудить перемирие. Затем арестовал и велел отрубить ему голову. Жуан позвал своего зятя – Герцога Визеу – на переговоры. Двери закрылись, и Жуан заколол Герцога: по словам хрониста, «без лишних слов». Те из древней бургундской аристократии, сформировавшейся еще при рождении Португалии, кто смог выжить, оказались в крайне стесненных обстоятельствах. Их привилегии были радикально урезаны. В частности, отправление правосудия стало королевской монополией. Жуан потребовал вернуть ему земельные владения аристократов, уступленные в прошлом другими королями. Некоторые из аристократов получили – в обмен на публичное принесение клятвы верности – права пожизненной аренды своих угодий. При королевском дворе, как и во всех государственных институтах, было сведено на нет то положение и влияние, которыми эти аристократические кланы пользовались веками.

    изображения не найдены

    Жуан поручил своим советникам заняться поиском качественных кадров среди населения. С перспективными гражданами проводили собеседования, изучая их происхождение и квалификации. Имена тех, кто с успехом прошли собеседования, заносились в «Королевский Реестр». Именно из этого Реестра набирались кадры для замещения административных и судебных вакансий. Родился абсолютно новый, централизованный и беспрецедентно подвижный режим, неотъемлемой частью которого стал Совет ученых. Таким образом было положено начало традиции, которая живет и сегодня, согласно которой академики и интеллектуалы играют ключевые роли в управлении Португалией. Более трети кабинета Премьера Антониу Гутерреша[ii] состоит из университетских профессоров.

    изображения не найдены

    Для многих зарубежных историков роль Короля Жуана II ограничивается тем, что он сыграл второстепенную роль в эпической драме «Криштавана» Колумба. Именно Король Жуан II отверг предложение Колумба найти западный путь из Европы в Индию – решение, которое практически повсеместно считается грубейшим просчетом, примером того, как можно прошляпить одну из величайших возможностей, когда-либо открывавшихся правителю. На самом деле было как раз наоборот. Среди достижений, которые нередко приписывают Колумбу – понимание того, что планета круглая, и что существует американский континент. Португальские и галисийские рыбаки уже не одно поколение вели лов трески у берегов Канады, пополняя свой рацион зерновыми, которые выращивали на американском континенте. Последнего Колумб никогда не видел. Вместо этого он высадился на каких-то островах, которые назвал Вест-Индией, через два года после того, как португальцы открыли путь в настоящую Индию. Индия, как они уже давно догадывались, находились на востоке. Но еще хуже – во всяком случае, для испанских спонсоров Колумба – было то, что хвастовство Колумба о его великих открытиях обеспокоило короля Жуана и Совет ученых, и они поспешили воспользоваться им, чтобы заключить с испанцами договор, который давал Португалии монополию над половиной Южной Америки – сегодняшней Бразилией – и всей Африкой и Азией. Колумб скончался в бесчестии и был похоронен в могиле бедняка[iii], а португальцы стали самым богатым в Европе народом.

    В фольклорной памяти народов Северной Европы открыватели земель за пределами европейского континента были людьми беззаветного мужества, уверенными, что рискуют низвергнуться за край плоской земли, и верящими в существование чудовищных монстров, которые возникают из глубин океана исключительно для того, чтобы в щепки размозжить каравеллы и проглотить их экипажи. Это отражает состояние невежества в Северной Европе относительно окружающего мира в царствование короля Жуана, из которого португальцы выбирались семимильными шагами. При этом делали это в условиях жесточайшей секретности. В какой-то момент португальский парламент даже предложил выслать всех иностранцев из Лиссабона. На это не пошел король. Вместо этого он заказал кампанию дезинформации, направленную на то, чтобы ввести в заблуждение остальную Европу.

    изображения не найдены

    Представления северных европейцев уходили корнями в научно-фантастические представления средневековых книжников. Неизведанные территории населяли в буквальном смысле безликие люди, не имевшие горла, с глазами на плечах и ртами на животах. Тут вам и одноглазые женщины, и мужчины с единственной ногой, на которой они скачут расторопнее, чем мы бегаем на двух; встречались двухголовые люди, а то и люди без ртов, которые питались запахами растений; люди, которые заглатывали рыбу живьем, запивая морской водой. В окрестностях реки Ганг местные жители употребляли в пищу живых кобр и жили по четыреста лет! Португальцы, пользуясь своей репутацией морских «дальнобойщиков», способствовали распространению такого рода мифов в Северной Европе. Там – в заморских далях – есть гигантские змеи, что растворяются при первом контакте с водой. Фламандские корабли, рискнувшие спуститься вдоль западного побережья Африки, были крайне предрасположены терпеть крушения, в то время как матросов африканцы живьем варили в котлах и кушали на обед. Чтобы было полной противоположностью реальной ситуации. Именно африканцы бежали в ужасе от европейцев в убеждении, что последние – каннибалы! Но стереотип продержался еще 500 лет и до сих пор встречается в комиксах и бытует фольклоре северян.

    изображения не найдены

    Согласно биографии, написанной его сыном Фернандо, Криштавану Коломбо был генуэзским моряком на корабле, который затонул вблизи Мыса Святого Винсента, когда ему было двадцать два года. Колумба и весь экипаж спасли и выходили жители португальского города Лагуш. Оттуда он отправился в Лиссабон, где работал картографом его младший брат Бартоломео. Некоторое время Кришатвану помогал своему младшему брату, после чего стал записываться на суда, идущие в Бристоль, Голуей, Исландию[iv], а также в «страну трески в сотне лиг дальше».

    Вернувшись в Лиссабон, Колумб работал в качестве агента для генуэзских купцов, но бизнес не пошел, и он погряз в долгах. Таким безнадежным должником он и предстал перед королем Жуаном II, которому предложив профинансировать экспедицию через Атлантический океан. Колумб показал королю свои расчеты, демонстрирующие, что его маршрут через Атлантику станет кратчайшим путем в Японию и «остальную Индию». Король не поверил. Летописец записал, что «Его Величество увидело, что Криштавану обладает большим ртом, будучи хвастуном и преувеличивая собственные заслуги, но полон скорее иллюзий и фантазий, чем уверенностью в своей правоте».

    изображения не найдены

    Тем не менее король направил Колумба в Совет ученых, чтобы там поставили «независимый диагноз». Ученые были уже знакомы с расчетами, предложенными Колумбом. Их автором был флорентийский ученый Паоло Тосканелли: они приводились в его письме к канонику лиссабонского собора Мартиншу [Роризу]. Португальские ученые на тот момент уже отвергли эти калькуляции. В своем письме Тосканелли утверждал, а Колумб повторил Королю и Совету ученых: «Антилия[v] находится на расстоянии 1500 миль к западу от Лиссабона, Япония – в 3500 милях к западу, а Китай в 5000 милях». Тосканелли неверно вычислил длину одного градуса широты, которую он считал равной 84 километрам, в то время как португальские математики уже знали правильный ответ – 111 километров. Это привело к тому, что Тосканелли неправильно поместил западный берег «Индий» (которые мы сегодня называем «Азией») на 180 градусе, в то время как португальцы рассчитали, что они находятся на 229 градусе. Более того, португальские моряки уже плавали через Атлантический океан далее, чем на 1500 миль. И из собственного опыта знали, что никакой Японии там нет! Современные ученые сходятся во мнении, что к тому моменту португальские моряки уже открыли территорию, которая позднее стала Бразилией, но хранили свое открытие в тайне. Они торговали с Бразилией, перегружая товары на удаленных торговых постах у западного побережья Африки, утверждая, что они пришли из Африки.

    изображения не найдены

    Больше чем за два года до того, как поднял паруса Колумб, Бартоломеу Диаш открыл путь на восток вокруг Мыса Доброй Надежды. Значительно менее известный португальский шпион – Перу да Ковильян ­­­– прибыл в саму Индию через Ближний Восток, откуда вернулся с арабскими и индийскими картами, на которых был помечен маршрут с юга африканского континента в Индию.

    изображения не найдены

    Колумб сбежал от долгов из Лиссабона в Англию. Там его план в очередной раз отвергли, сочтя невыполнимым. Когда Колумб, наконец, отправился в путь, заручившись финансовой поддержкой испанской короны, он достиг карибского бассейна, который – в соответствии с расчётами Тосканелли и самого Колумба – был Южно-Китайским морем. Колумб назвал остров, на котором высадился, Ангильей. После чего помчался в Европу хвастаться своими достижениями. На беду Испании он вернулся не прямо туда, а остановился в Лиссабоне. Колумб направился в королевский дворец, чтобы, как ему казалось, насладиться местью, сообщив его Величеству, что приз, который мог бы быть по праву его, теперь является собственностью Королевы Кастилии и Короля Арагона. Колумб упрекнул короля Жуана в том, что тот пренебрежительно к нему отнесся и не поверил.

    Жуан парировал, указав, что по договору с Испанией о разделе сфер влияний все земли, открытые Колумбом, находятся в португальском секторе мира и потому принадлежат ее королю.

    изображения не найдены

    К тому моменту, когда Колумб добрался до Испании, король Фернандо и королева Изабелла получили письмо от короля Жауна, в котором тот грозился послать флот на остров Антилья, чтобы силой отобрать его. Если у испанцев не будет других предложений:). Испанцы поспешили за стол переговоров. Стороны встретились в удаленном испанском городке Тордесильяс неподалеку от границы с Португалией. В качестве посредника выступал Папа Римский из рода Борха [Борджия] Александр VI, который заслушал представления обеих сторон в Риме и назначил папского легата, чтобы представлять его в Тордесильясе. Согласованная там линия раздела пролегла на расстоянии 370 лиг западнее Островов Зеленого мыса. Любые земли, которые каждая из сторон застолбила за собою в сфере влияния другой, подлежали возврату. Сторонам надлежало оповещать друг друга об открытиях своих мореплавателей. В реальности споры о том, где именно проходит эта линия, будут продолжаться еще два столетия. Поразительно то, что линия поделила Южную Америку на две более ни менее равные части, причем та часть, что досталась Португалии, находилась значительно ближе к Европе. Открытие Южной Америки еще только предстояло. Похоже, что испанцы не ведали о существовании этого континента. Из чего трудно не заключить, что португальцы, напротив, знали о нем и, сохранив в тайне свое открытие, провернули один из хитрейших трюков в истории мировой дипломатии. Сразу после того, как был подписан договор, Педру Алвариш Кабрал «официально» открыл западный берег Южной Америки[vi] .

    Ко времени подписания договора король Жуан II уже имел в своем активе важное – даже невероятное – достижение. Португальская валюта, имевшая «мусорный рейтинг» в момент его прихода к власти, стала самой твердой в Европе. Страна полностью вернула свой долг Католической церкви и Банку Медичей во Флоренции. Государство выкупило обратно свое право взымать налоги. Впервые с начала португальских географических открытий два столетия назад государственная казна обогатилась настолько, что сама смогла финансировать экспедиции, а не продавать права на такие экспедиции искателям приключений из частного сектора.

    изображения не найдены

    Жуан добился этого, переправив в Португалию значительные объемы золота с территории, которая сегодня известна как Гана, в Западной Африке. Чтобы получить это золото Жуан внедрил радикально новый способ обращения с африканскими племенными вождями. Ушло в прошлое авантюрное пиратское поведение, похищение детей из африканских королевских семей с целью получения выкупа, торг на языке угроз. Теперь представители нового дворянства назначались послами; их одевали в формы придворных и посылали в Африку, вооружив письмами от короля Жуана, в которых декларировалось уважение и дружественные намерения. Вопреки бытующему мифу, люди эти, включая Васко да Гама, не были мореплавателями. Кораблями управляли капитаны и штурманы.

    Жуан II отравил Диогу де Азамбужа вести переговоры с вождями в Гане. То, что Диогу пришел с миром подчеркивалось тем фактом, что он был калекой. Другие путешественники до него обнаружили, наконец, источник золота, которым расплачивались торговцы из Северной Африки. Значительные запасы этого золота содержались в аллювиальных песках на территории, где сегодня находится город Аккра. Отсеивать золотой песок с помощью сита было легко и дешево. Дополнительные поставки золота на побережье осуществлялись представителями народа Ашанти на севере.

    Диогу представил верительные грамоты. Вожди, облаченные в тоги, держали в руках разукрашенные золотые посохи и восседали вместе с сыновьями и подчиненными на золотых тронах. Они заслушали и обсудили предложение Жуана разместить у себя постоянное торговое поселение и стать монопольным поставщиком золота. Вождей впечатлили вежливость и хорошие манеры португальцев, резко контрастировавшие с манерами представителей других европейских народов, в которыми, впрочем, они имели весьма ограниченный опыт общения. Вожди признали приемлемыми условия торговли. Был заключен договор.

    изображения не найдены

    Король Жуан отправил флотилию из девяти кораблей и двух галеасов, в трюмах которых находились форт, склад и часовня. Они были построены в Португалии и разобраны на части; каждый строительный блок пронумерован и внесен в чертеж. Вместе с этим инновационным грузом плыла сотня каменщиков и столяров. Прибыв на место, они наняли здешних рабочих, чтобы собрать конструкции. Со временем Аккра превратилась в португальское поселение – первый европейский город за пределами Старого Света.

    Португальцы знали Аккру как Крепость Сан-Жоржи-да-Мина. Из нее как минимум раз в месяц золото отправляли в Лиссабон. Там – на торговой площади Праса ду Комерсиу на набережной Жуан построил рядом со своим дворцом склад Каза да Мина, чтобы хранить там золото[vii]. Король лично получал каждый груз золота, подписывая накладные документы и скреплял их печатью. Случались вспышки пиратства, когда французские и фламандские суда атаковали каравеллы с золотом на подступах к Лиссабону. Известно, что на борту по крайней мере одного из них находился разочарованный португальский лоцман, который вывел пиратов на главный маршрут португальских каравелл. За один такой рейд пираты захватили две тысячи золотых дублонов[viii]. Был момент, когда Губернатор Сан-Жоржи-да-Мина сообщил в Лиссабон, что напротив гавани крутятся около пятидесяти фламандских, французских и английских судов. Невзирая на это, к 1500 году Португалия ежегодно получала 400 килограмм золота. Когда португальца, работавшего в Сан-Жоржи-да-Мина, уличали в попытке контрабанды золота, к нему применялись самые суровые наказания. При этом каждый португалец имел право израсходовать процент своей зарплаты – в зависимости от военного или гражданского чина – на приобретение золота у африканцев на рынке. Далее он мог за отдельную плату получить сертификат подлинности этого золота в королевском налоговом представительстве в Сан-Жоржи-да-Мина. После этого ему разрешалось отправить золото в Каза да Мина, где его приобретала казна. Многие рабочие скопили таким образом немалые состояния.

    изображения не найдены

    Золото в королевской казне было пущено на выполнение Великого Плана. Завеса тайны, окружавшая этот План, а также тот факт, что многие из официальных документов сгорели при пожаре после лиссабонского землетрясения, объясняет, почему мы точно не знаем, когда именно он зародился. По своей природе этот план был и остается дерзким и четким. Основным источником богатства других европейских держав была торговля восточными специями. Хотя Генуя и участвовала в этой торговле, господствующее положение в ней занимали венецианцы. На доходы от торговли специями венецианцы отстроили свою величественную столицу и создали империю, простирающуюся от Далмации и до берегов Черного Моря. Покровительствуя изобразительным искусствам в меньшей степени, чем Флоренция, они щедро спонсировали знания в области естественных наук. Особо велики были их познания в анатомии и медицине. Молодой португальский ученый, которого король Португалии отправил из Лиссабона в Венецию изучать анатомию, вернулся с копией первого европейского учебника по этому предмету. Предствляется весьма вероятным, что первая книга по анатомии в Англии была именно этой копией, которую приобрели в Лиссабоне бывшие там проездом английские врачи.

    Самоубийственным пробелом в венецианской науке была ее антипатия к знаниям, накопленным арабами. В эмоциональном плане это понятно. Хотя арабы из Александрии выступали в качестве посредников в торговле специями, обеспечивая необходимую связь между Востоком и Европой, Аравия в целом была заклятым врагом Венеции.

    изображения не найдены

    Именно из арабской науки великие иудейские ученые подчерпнули львиную долю своих светских знаний. Хотя арабы и начали относиться к ним враждебно, неверно утверждать, что это был тот случай, когда учатся у врага. В более счастливые времена иудеи были такой же значимой группой вкладчиков в накопление знаний, как и мусульмане. Даже если арабский и был языком, на котором фиксировались эти знания, их основной массив принадлежал иудеям в той же степени, что и мусульманам. Спорадические еврейские погромы в Испании дали королю Португалии Жуану возможность завербовать в свой Совет ученых выдающихся еврейских ученых из этой страны. Король воспользовался этим шансом. По королевскому указу иудеям была выделена очень удачная площадка на склоне одного из холмов. Другая площадка – для тех же целей – была передана еврейской общине рыцарями Ордена тамплиеров чуть ниже их замка-монастыря и штаб-квартиры в Томаре. Король Жуан был Магистром Ордена тамплиеров, под гербом которого – тамплиерским крестом – продолжали ходить в океан португальские суда-открыватели.

    В иерархии на официальных церемониях Верховный Раввин имел тот же статус, что Кардинал. Евреями был королевский казначей, а также лекарь его Величества – Сеньор Рудригу – выдающийся ученый, и не только в сфере медицины. К ним присоединился Жузе Вазинью – блестящий математик из знаменитого университета Саламанки. Именно он возглавлял группу ученых, подвергших критическому анализу расчеты Христофора Колумба, и отверг последнего как шарлатана.

    Арабы в свою очередь основывали свои светские знания на мудрости древних греков. Работы великих греческих философов, как отмечалось, были переведены на арабский язык задолго до того, как европейцы познакомились с ними на латыни. Большинство жителей Западной Европы не владело греческим, а потому многие из них впервые познакомились с работами греческих философов в переводе с арабского. К этой сокровищнице знаний евреи добавили столетия собственных наблюдений, которые португальцы развили далее.

    Наиболее важным из тех выводов, к которым они пришли, был вывод о существовании Индийского океана между восточным побережьем Африки и западными берегами Азии. До этого – со времени путешествия Марко Поло – считалось, что у реки Нил имелось второе устье на атлантическом побережье Западной Африки, а к востоку Африка тянулась как непрерываемая территория вплоть до самого Китайского моря.

    Король и его ученые решили направить по земле шпиона в Аден – точку, где Марко Поло и его соратники в страхе повернули вспять, испугавшись перспективы продолжения путешествия на суденышке типа «дау». Миссия шпиона – не возвращаться, а идти вперед. Если гипотезы ученых верны, шпион доберется до Индии. Для выполнения этой миссии выбран Перу да Ковильян.

    [i] Либо в Каштру-Марин, как автор утверждает в Главе VII, а то и в Коимбре [Примечание переводчика].

    [ii] Премьер-министр Португальской республики с 1995 по 2002 год. Традиция академизма во власти с тех пор явно разжижилась. В 2013 году, например, за липовый университетский диплом (в лучших традициях Думы РФ) был отправлен в отставку министр по связям с парламентом Мигель Релваш [Примечание переводчика].

    [iii] Колумб скончался в Вальядолид, на его прах претендуют Доминикана, Гаити, кажется, Куба, и Севилья [Примечание переводчика].

    [iv] Колумб перезимовал в Западной Исландии на полуострове Снайфедльснес, где до сих пор проживают потомки истинного открывателя Америки Лейфа Эрикссона или, скажем, Гудридюр, дочери Торбьёрна, которая родила первого европейского ребенка на американском континенте. Исландцы убеждены, что именно там он получил «инсайдерскую информацию» о существовании Америки [Примечание переводчика].

    [v] Остров-призрак на картах XV века. Считалось, что он находится прямо напротив материковой Португалии, отсюда и название – «Ante Ilha», что переводится как «остров напротив» [Примечание переводчика].

    [vi] Путаницу насчет западного и восточного берега, как и равности долей Южной Америки, оставим на совести автора – ныне, увы, покойного [Примечание переводчика].

    [vii] Праса ду Комерсию появилась на месте дворца Рибейра после лиссабонского землетрясения в 1755 году, да и сам дворец Рибейра с вышеуказанным складом относится скорее к эпохе наследника Жуана II – короля Мануэля [Примечание переводчика].

    [viii] Не стал дотошно изучать этот вопрос, но мне почему-то кажется, что дублоны ходили в XVIII веке [Примечание переводчика].

    Продолжение последовало здесь.

  • 1Вязка5Продолжение

    1Вязка5Продолжение

    Моя любимица Альда Сигмундсдоттир написала новую книгу – «Unravelled», что в рабочем варианте я перевел как «развязка». Она повествует о нелегкой судьбе несгибаемой исландки, вышедшей замуж за дипломатического (и дипломатичного) британца. Предыдущая глава лежит здесь, а самая первая глава тут.

    изображения не найдены

    «Так или иначе, – продолжил Бальдюр, – ты и представить себе не можешь, как я счастлив, что больше не живу в их мире. Рад, что вернулся сюда: помогать делать что-то реальное, ощутимое – как мой проект рыбных ферм. И туризм, чтоб попытаться привлечь людей в регион. Западные Фьорды – фантастическое место, только жить здесь становится все труднее и труднее. Чем больше народу отсюда уезжает, тем меньше денег тратится на инфраструктуру. Уезжают работники здравоохранения, разрушаются дороги, в результате регион покидает еще больше людей. Если ничего не сделать, чтобы повернуть этот тренд вспять, через несколько лет здесь не останется никого: как в Хорнстрандир – на крайнем западе Западных Фьордов».

    «А что, Хорнстрандир действительно остался без населения?» – спросил Фрида, смущаясь собственного невежества.

    Бальдюр улыбнулся – впервые с того момента, как они начали обсуждать экономическую ситуацию: «Много лет, как опустел. Когда-то это был процветающий рыбацкий край. Теперь там нет ничего: только птицы да лисицы, а летом еще множество пеших туристов».

    Лицо Бальдюра зажглось эмоциями, когда он заговорил о Западных Фьордах. Фрида поняла, что он страстно любит этот край и стремиться сделать все, чтобы помочь своему региону. Но это тяжелая работа: как валун на гору катить.

    «Тебе удалось познакомиться с нашим краем?» – спросил Бальдюр, когда они заканчивали работу и укладывали кисточки в полиэтиленовые мешки, чтобы их можно было использовать повторно для нанесения нового слоя краски.

    изображения не найдены

    «Не удалось. Кроме пикников с бабушкой и дедушкой в детстве, да вчерашней поездки на Лаутрабйарг и Рёйдасандюр, которая, кстати, была потрясающей, я мало что здесь видела. На самом деле это позор. Даже в Исафьёрдюре не была! Хотя… – тут к Фриде пришло воспоминание, – Помнится, много лет назад мы ездили в место с множеством странных скульптур – львов и всякого разного».

    – Селаурдалюр.

    – Человек, который создал эти статуи – наш дальний родственник, если я правильно помню. Только когда мы там были, его уже не было в живых.

    – Самуэль Йоунссон.

    – Да, точно. Странное было место. Скульптуры такие гротескные и не очень искусные, но что-то в них было такое, что… меня тронуло. А может дело в биографии этого человека. Насколько я помню, он никогда не бывал заграницей, но делал всяческие копии разных скульптур. Правильно?

    – Да, так. Его называли «художником с детским сердцем», – Бальдюр «завелся», и глаза его снова засияли ярко и живо. – Кстати, дом отреставрировали: теперь в нем музей.

    изображения не найдены

    – Правда? И далеко до него?

    – Нет, не очень. Если хочешь, могу тебя отвезти.

    Похоже, Бальдюр предложил это, не задумываясь. Их глаза встретились. Слова повисли в воздухе – сильные, но при этом хрупкие, одновременно на что-то намекающие и безобидные. Бальдюр казался робким и немного напуганным; он улыбался неуверенной улыбкой. «Но только если ты хочешь», – добавил он.

    В голове Фриды пронеслись разные мысли. Предупреждения, опасения: я не должна соглашаться, не могу согласится…

    «С удовольствием», – ответила она.

    изображения не найдены

    ***

    Бальдюр сказал, что заедет в два, но приехал в десять минут третьего. Фрида сидела на крыльце, ожидая Бальдюра и наслаждаясь последним солнцем лета, которое несколько дней светило, не переставая, хотя в воздухе уже витали холода.

    «Извини, задержался, – сказал Бальдюр, выпрыгнув из машины со своей фирменной улыбкой на все лицо, – на заправке была ОЧЕРЕДЬ».

    Фрида удивленно подняла бровь: «ОЧЕРЕДЬ? На заправке?».

    «Клянусь! Передо мною стояло целых три машины – честно! Очень странно…»

    Когда они садились в голубой «Чероки», Фрида снова ощутила внезапный укол опасения. Что если увидят вместе?

    «Люди не станут рядить, что мы делаем вместе?» – спросила Фрида, когда они достигли окраин деревни.

    Бальдюр пожал плечами: «Мы друзья. Я везу тебя, чтобы показать Селаурдалюр. Остальное меня не колышет».

    Фрида взглянула на него. Его взгляд был устремлен вперед, руки твердо держали баранку. Несмотря на раскованную манеру Бальдюра, Фрида не могла не видеть, что он в напряжении.

    изображения не найдены

    Как только они выехали из деревни и свернули на главную дорогу, Фрида почувствовала, как они оба расслабились. Она опустила окно и вдохнула свежий воздух. Дорога вилась через горный перевал, потом спускалась вниз по побережью фьорда. Слева от них простирался склон высокой горы, а прямо перед ними мерцала в лучах солнца безбрежная Атлантика.

    – Мы могли бы пройти пешком через перевал, – сказал Бальдюр. – Тропа, по которой раньше ходили люди, сохранилась. Она отмечена пирамидками, кое-где указателями.

    – Было бы здорово!

    – Только на это ушло бы часов девять.

    – А ягоды по дороге попадаются? В Исландии сентябрь – время сбора ягод.

    Бальдюр бросил на нее взгляд, улыбнувшись: «Разумеется: тонны ягод!»

    изображения не найдены

    – Тогда для меня надо добавить еще пять часов: с учетом остановок на сбор ягод, – Фрида откинулась на сидение и огляделась по сторонам. – Хотела бы как-нибудь попробовать. Ходить пешком трудно?

    – Не для тебя или того, кто в нормальной физической форме, – Бальдюр бросил это как бы невзначай. – Только не воображай, что сможешь пройти весь маршрут в одиночку. Ни в коем случае не выходи, не сообщив кому-нибудь, когда стартуешь и когда возвращаешься. Исландская природа непредсказуема. Даже опасна!

    – То, что ты сейчас говоришь, это «официальный пресс-релиз» Исландского Совета по туризму.

    – Да, извини: забыл, что не иностранку вожу по Исландии. Хотя… Ты по-своему тоже типа иностранка, – Бальдюр бросил на нее еще один взгляд, улыбнувшись. Фрида почувствовала, как внутри нее спал какой-то груз. Какой же он все-таки милый!

    изображения не найдены

    Они продолжили движение. Довольно скоро вдали перед ними предстало три серых здания. Подъехав, они увидели скульптуры, раскиданные как бы невпопад, но при этом в некотором подобии порядка. Бальдюр остановил джип перед зданиями, и они вышли. Фрида остановилась, позволив волне ностальгии накрыть себя с головой. Да – именно сюда они ездили с дедушкой – она, Эйиль и Лоуа.

    Вот тут низковатое двухэтажное здание из бетона, которое когда-то служило домом, а теперь медленно разрушалось. Ржавчина разъела крышу из профилированного листа в единообразный рыжий цвет, а зияющие дыры – там, где раньше были окна, – смотрели как пустые и безжизненные глаза. Другое двухэтажное здание неподалеку выглядело чуть более величественным и целым: с причудливой крышей-аркой над входом, которую поддерживали две колонны из цемента. Перед домом был установлен отдельный сводчатый проем: как часть отсутствующего забора или ворот. Сводчатый проем крепился к колоннам двумя закругленными цементными балками. Здание было обнесено лесами – как будто здесь кто-то делал ремонт, но поспешно скрылся.

    изображения не найдены

    Между двумя зданиями было понатыкано скульптур: совершенно наивных объектов… искусства, похожих на то, что мог бы «наваять» девятилетний ребенок, владей этот ребенок навыками создания фигур из жидкого цемента. Вот фигура человека, который стоит, защищая ладонью глаза от солнца, и смотрит прямо на шесть львов, расставленных вокруг чего-то, напоминающего невысокую колонну, на вершине которой расположился резервуар с водой. Другой мужчина стоял перед тюленем, при этом голову и рот тюленя скульптор расположил под довольно двусмысленным углом, если учесть порнографические ассоциации, которые навевала скульптура. Фрида украдкой глянула на Бальдюра, размышляя, стоит ли что-то говорить, но решила помолчать. Рядом лежал другой игривый тюлень, а еще были скульптуры морского конька и лебедя.

    изображения не найдены

    Скульптуры были выполнены совсем примитивно. Лапы у львов – как плоские ладони с толстыми пальцами, головы тяжеловесные, а в телах ничего четко сформулированного. То же самое можно было сказать об остальных скульптурах. Ни одна из них не попала бы в респектабельную художественную галерею. В сущности, они совсем никуда не годились. Но при этом в них что-то было: что-то в той убежденности, с которой они были сделаны, что делало их уникальными.

    изображения не найдены

    Фрида достала фотоаппарат и начала фотографировать. «А кто занимается реставрацией?» – спросила она, обходя скульптурную композицию кругами.

    «Мужик из Германии, которые приехал сюда и был очарован этими статуями. Он работает с Ассоциацией добровольцев – группой молодых людей из разных стран. Может, ты слышала об этих ребятах. Они выкладывают тропинки и тому подобное».

    «Эти скульптуры такие… даже не знаю. На самом деле они мне не нравятся. Красивыми их не назовешь. Но есть в них что-то… искреннее. Как будто бы тот, кто ваял эти скульптуры, был абсолютно не связан никакими общественными нормами, он просто… отдался тому, что любил».

    изображения не найдены

    «Именно так и было. Хотя я до конца не уверен, насколько он не был связан никакими общественными нормами. Он написал алтарную доску для церкви в этом районе, но прихожане отвергли его работу. В ответ Самуэль построил собственную церковь, где и установил свою алтарную картину: вот там».

    Бальдюр указал на третье здание – церковь, которая из всех трех сооружений была в наименее разрушенном состоянии. Как и другие здания, она была построена из бетона, с тремя окнами в каждой из сторон и с маленьким окошком высоко на фронтоне над входом в церковь. Башенка была изготовлена из двух квадратных блоков, поставленных один на другой, круглой секции с окошками, на которые был водружен перевернутый турнепс. У Фриды он ассоциировался с Красной Площадью в Москве. Крошечные окошки были обрамлены красным, верхушка шпиля – красным с белым.

    изображения не найдены

    «Ты хочешь сказать, что он все это построил от обиды и всем назло?»

    Бальдюр пожал плечами: «Не знаю точно, что им двигало, но мне кажется немного странным, что он взял и построил собственную церковь после того, как соседи отвергли его иконостас. Похоже на: Да и валите все… не нужны вы мне! Я построю себе собственную гребанную церковь!».

    Фрида засмеялась: «Скажем так: нельзя не восхищаться его дерзостью».

    – Точно. Просто спрашиваешь себя, насколько он был счастлив: разосравшись со всеми соседями, ишачил, не покладая рук, в своем крошечном мирке, возводя церкви и ваяя скульптуры, которых, кроме него самого, не видел никто.

    – Ясно, что непризнанный гений.

    – Что-то вроде того.

    изображения не найдены

    Фрида ходила вокруг, фотографируя. Бальдюр молча шел по ее стопам.

    «Спасибо, что притащил меня сюда», – сказала Фрида.

    Их глаза встретились. Сердце Фриды забилось сильнее, она видела, что Бальдюр тоже волнуется: это проступало на его лице, которое стало неожиданно серьезным.

    – Хочешь посмотреть алтарную доску, с которой все началось? – спросил Бальдюр.

    – Мы сможем зайти внутрь?

    – У меня есть ключ.

    – Смотри-ка: парень со связями!

    Фридина небрежная ремарка прозвучала не к месту: некая торжественность теперь овладела их общим настроением, как будто бы они оба осознали какое-то новое измерение в своих отношениях.

    – Это одна из местных достопримечательностей. У меня есть ключи от всех.

    изображения не найдены

    Изнутри церковь походила скорее на выставочный зал, чем на кирху. В ней не было скамеек, а стены были украшены картинами в стиле наивной живописи. У торцевой стены стоял кустарный деревянный алтарь, над которым висели алтарные картины. На среднем полотне был изображен Христос, поднявший руки, чтобы благословить мир. Алтарные доски по бокам от центральной изображали ангелов. Картины были выполнены в том же наивном стиле, что скульптуры снаружи.

    «Это и есть та самая роковая алтарная доска?» – спросил Фрида.

    Бальдюр стоял прямо за ней: «Да, та самая».

    – И это было недостаточно хорошо для местной деревенщины, – отметила Фрида, подойдя на шаг ближе к алтарю, чтобы изучить картины.

    – Очевидно, нет. Но справедливости ради надо сказать, что у них была своя алтарная доска, выполненная для их собственной церкви.

    изображения не найдены

    Они бродили по помещению, рассматривая выставленные на обозрение картины и модели. Бальдюр держался близко от Фриды. Несмотря на отсутствие официальной святости в кирхе, в ней царило некое тихое умиротворение, ощутимое благоговение.

    – Можешь себе представить, каково это – жить здесь в полном одиночестве, на краю света, и целыми днями творить вот такое искусство ни для кого – только для самого себя? – спросила Фрида, завершая обход выставки.

    – Могу.

    Ответ Бальдюра озадачил Фриду. Она ожидала, что он скажет «нет».

    – В самом деле?

    Бальдюр внимательно оглядел ее, его взгляд где-то далеко и одновременно рядом: «Наверное, не смог бы заниматься искусством, но точно вижу себя отшельником».

    – На отшельника ты не похож.

    – У тебя много предвзятых идей о том, какой я.

    – Действительно – прости. Ты прав.

    – Тебе никогда не хотелось просто убежать от мира?

    Они говорили тихо, стоя друг напротив друга.

    – А чем, ты думаешь, я здесь сейчас занимаюсь? – спросила в ответ Фрида.

    изображения не найдены

    Он нагнулся и поцеловал ее в губы: сначала легонько клюнул, затем более уверенно, когда почувствовал, как она откликается. Фрида приподнялась, и Бальдюр прижал ее губы к своим. Кончики их язычков встретились. Момент блаженства, но вот она оторвалась свои губы от его губ.

    изображения не найдены

  • Полтора ангелаБродский в Исландии

    Полтора ангелаБродский в Исландии

    изображения не найдены

    Говорят, надо браться за внутренний туризм. Денег скоро ни у кого не будет на троллейбусный билет, не то что на билет в Исландию. Либо Дума направит в Прокуратуру запрос относительно законности существования Заграницы, и та признает Заграницу незаконной для всех, кроме Думцев.

    изображения не найдены

    Я уже давно встал на тропу внутреннего туризма. Как-то приехав на выходные в родной Питер, направил стопы прямиком в Музей Анны Ахматовой в Фонтанном доме. Там есть экспозиция, посвященная Бродскому: кабинет, шляпа, чемодан, инсталляция из открыток, отправленных поэтом родителям из разных стран в разное время. Я увидел открытку из Исландии с изображением Вестманнских островов.

    изображения не найдены

    Прогулялся до дома Мурзи, где Бродский проживал с родителями в «полутора комнатах». По пути хлебнул «кофе по-бродски» в «Кофе Хаузе» на Литейном. Интересно, его еще наливают или уже перешли на «кофе Князь Владимир» и «кофе Железный Феликс»? Когда мы, наконец, догоним СССР по степени беспорточного величия, кофе вообще исчезнет. Будем пить «импортозамещающий кофейный напиток с бухаринско-троцкистским уклоном».

    изображения не найдены

    После обеда заглянул в Музей-квартиру Льва Гумилева. Там есть замечательный экспонат. Записка, выполненная рукой Гумилева, которая гласит: «Начальник! Шмоная, клади на место и книг не кради!».

    изображения не найдены

    Эта записка заставила задуматься о том, что внутренний туризм в России по-прежнему вызывает лагерно-этапные ассоциации, а Заграница (которую необходимо запретить!) манит иллюзией свободы. Я побрел домой читать, что пишут о приезде Бродского в Исландию. Наткнулся на замечательный рассказ Оулавюра Гюннарссона. Говорят, он живет в Кенте, а не в Исландии, но с ним я, к сожалению, не знаком. Давно уже хотел перевести его рассказ, но тут белые ночи совпали с юбилеем Бродского, и я, наконец, сподобился.

    изображения не найдены

    изображения не найдены

    Иосиф Бродский в Исландии

    Автор: Оулавюр Гюннарссон 

    Дверь на веранде была распахнута навстречу солнцу, когда Он поднялся по ступенькам в гостиную. Оглядевшись вокруг, Он изрек: «Похоже, здесь занимаются литературой».

    В июне 1978 года в Исландию приехал английский писатель, чтобы собрать антологию, в которую включил один из моих рассказов. Этот рассказ мы накануне перевели вместе, и теперь я упоенно лупил по «ремингтону», набирая перевод.

    Как нередко бывает с исландцами и с русскими – как, впрочем, и с отдельными англичанами – мы в один присест выпили бутылку «Катти Сарк», которую переводчик приобрел неделю назад в дьютике по прилету в Исландию. И вот – когда знаменитое исландское полуночное солнце, аккомпанирующее нашей беседе, начало всходить на горизонте, так и не зайдя – переводчик сказал: «Хочу поговорить с Джозефом».

    «Хочешь – поговори. Позвони ему», – ответил я.

    Переводчик дозвонился до Джозефа, с которым бегло застрекотал по-русски. Наконец, он прерывался, чтобы сообщить: «Джозеф хочет прилететь».

    «Скажи Джозефу: пусть прилетает», – был мой ответ.

    Переводчик перевел сказанное мною, затем, взглянув на Вашего покорного слугу, объявил: «У него нет ни гроша денег».

    «Нас, исландцев, такие мелочи никогда не останавливали! – сказал я. – Пусть закажет авиабилет сегодня днем, а завтра заберет его в нью-йоркском офисе «Айслендаира».

    изображения не найдены

    Когда после полудня я проснулся и пришел в себя после вчерашнего, я начал размышлять, как случилось, что я пригласил какого-то русского, о котором и слыхом не слыхивал, в Исландию. Но теперь это стало уже вопросом чести: не отзывать же свое приглашение! И вот – ровно через неделю – Он прибыл: с одной брезентовой сумкой через плечо.

    С момента приглашения и до момента Его прибытия мне цедили – по капельке – сведения о лучших и худших днях из жизни Бродского. Еще в школьные годы он зазвездил на поэтическом небосклоне. Лидировал в интеллигентской среде Санкт-Петербурга. Был обвинен в тунеядстве. Представ перед судьей, потребовавшим от Бродского назвать род занятий, тот ответил: «Поэт». Когда его попросили предъявить документы, подтверждающие его поэтические аккредитации, Бродский сказал: «Не могу». На вопрос «Почему нет?», поэт заявил: «Способность писать поэзию – дар от бога». Это стоило ему нескольких лет в Сибири, откуда его смогли вызволили лишь последовательные усилия его коллеги – У.Х. Одена.

    Иосиф Бродский оказался довольно полным парнем, успевшим познакомится с облысением. Его характеризовала открытая светлая улыбка и легкое пузико, свидетельствующее о привязанности к гамбургерам. Бродского совсем не вдохновило то, что он успел повидать в Исландии. «Когда мы приземлились в аэропорту Кефлавик», – заявил он, – было как на луне. Когда подъехали поближе к пригородам Рейкьявика, стало похоже на Ригу в СССР. А сейчас напоминает Нью Йорк».

    Иосиф еще не отошел от перелета, поэтому мы решили, что он вздремнет перед вечеринкой в его честь позже в тот же день.

    изображения не найдены

    В то время я обитал в большом деревянном доме почти в самом конце улицы. Дом этот скорее в стиле Сан-Франсиско, чем Нью Йорка. Так случилось, что последним на этой улице был магазин Государственной Алкогольной Монополии. В пятницу после полудня в июне, когда солнце заливало улицы Рейкьявика, божественно было сидеть за столом в гостиной с распахнутым окном, созерцая людские потоки с их покачивающимися головами, которые, спускаясь с гор, текли в направлении магазина, чтобы затариться бухлом на выходные. Среди идущих всегда можно было встретить знакомого, готового зайти, чтобы распить бутылочку красненького, а иногда и чего покрепче.

    изображения не найдены

    Мы накрыли на стол поздний обед, и я с одним из друзей поднялся наверх будить Иосифа. Я вежливо постучал в дверь, а когда тот не ответил, распахнул ее: Бродский пытался сесть в кровати, одновременно стягивая с глаз маску для сна. Я сообщил ему, что мы собираемся пообедать, на что тот воскликнул «Отлично!», потянулся за сумой и достал две бутылки водки. Пока Бродский натягивал штаны, он задал мне вопрос, который меня ошарашил: «В Исландии много кэгэбэшников?»

    – Кого? – удивился я.

    – КГБ, – ответил Бродский. – Их тут много?»

    – Нет, не думаю, – ответил я. – Хотя не стану ручаться. В любом случае, я не очень знаю, как их отличить.

    – В этом можешь положиться на меня, – ответил Иосиф.

    изображения не найдены

    Мы спустились в гостиную. Потоки людей, текущих по улице, активизировались по мере приближения часа закрытия Государственной Алкогольной Монополии. Внезапно я увидел старого знакомого – актера-неудачника, который прошествовал под окном в широкополой шляпе и темных очках. Его челюсти энергично давили жевательную резинку. Он покинул поле зрения. Чуть позже, затарившись алкоголем на выходные, он позвонил в дверь. Увидев Иосифа Бродского, приятель озадачился: «А это еще кто?»

    «Очень знаменитый русский, – ответил я. – К тому же великий поэт!»

    Иосиф внимательно разглядывал нас обоих, явно не понимая, что происходит.

    «Ну, – объявил мой приятель, взгромоздившись на единственный стул, стоявший у стены. – Я сам как-то чуть не стал знаменитостью».

    Иосиф слушал его очень внимательно.

    – Дело было в Вечном Городе Риме.

    – Действительно? – переспросил Бродский.

    изображения не найдены

    – Дело было так, – продолжал мой приятель, указательным пальцем двигая солнечные очки вдоль носа в направлении переносицы. – Сидел я как-то в ночном клубе в Риме, и вдруг туда входит сам Фредерико Феллини. Он заметил меня, подошел к столику и сказал: «Ты похож на кинозвезду. А я режиссер и сделаю из тебя кинозвезду». Мой приятель замолчал. Когда стало очевидно, что продолжения не последует, Иосиф прервал молчание и спросил: «И что дальше?»

    – Ничего, – откликнулся мой друг после небольшой паузы. – Я больше никогда его не видел. Я не стал кинозвездой.

    – Печальная история, – изрек Бродский и огляделся вокруг. Он взял кусочек сушеной рыбы, внимательно изучил его и изрек: «Я понял, что это! На вкус – как подошва ботинка».

    изображения не найдены

    Мой приятель актер был так потрясен обнаженными деталями своей скорбной биографии, изложенными в присутствии настоящей знаменитости, что ушел с вечеринки поскорбить в одиночестве.

    –  Чем он сейчас занимается, где работает? – поинтересовался Иосиф.

    – Не знаю, – ответил я.

    – Зуб даю, что кэгэбэшник. – отрезал Бродский, – У него это на лбу написано.

    – Иосиф, откушай селедочки, – сказал переводчик, пытаясь сменить тему.

    Иосиф вилкой поднял с тарелки целую селедку и стал внимательно изучать ее. «По-английски это называется «herring». – сказал Бродский. – Как известно любому, «х» превращается в «г», когда иностранное слово произносят по-русски, так что «Хитлер» становится «Гитлером». А это – Геринг! Геринг – Херринг, Херринг – Геринг: даже рифмуется.

    – И чем сегодня занимается КГБ в России? – поинтересовался я.

    – Я расскажу вам историю про КГБ, – оживился Бродский. – Слушайте: дело было довольно давно. Я не стану говорить, где находится та фабрика, потому что история из жизни. Однажды, на одной фабрике так случилось, что большая часть продукции не доходила до склада. Это была фабрика игрушек, и единственным ее продуктом были железные утята, которые, когда пружина внутри приводилась в заведенное состояние, могли пройти довольно большое расстояние. Чтобы решить проблему, у входа на фабрику поставили кэгэбэшников. Они с головы до ног обыскивали рабочих, но не нашли ни единой утки. А утки продолжали исчезать с производства. В конце концов дошло до того, что из Москвы прислали высокого гэгэбэшного чина, который после интенсивной умственной работы разгадал тайну уток. В полу фабрики был проложен сток, выходивший в канаву за ее стенами. Кто-то из рабочих регулярно поднимал крышку стока, заводил механизм утки, ставил ее в трубу, после чего та проходила по всей протяженности трубы и падала в канаву, откуда ее забирали после смены. В конце концов Партия решила, что – поскольку виновник не найден – уголовное дело возбуждаться не будет. Будет считаться, что утки сами уходили с фабрики.

    Мы убрали со стола и начали поднимать тосты за разных русских писателей различной степени гениальности, когда в дверь снова позвонили и на пороге появился мой друг и глава секты, которая почитает норвежских богов Одина и Тора, в сопровождении целой толпы.

    изображения не найдены

    Иосиф уставился на эту компашку.  «Прямь из «Идиота, – молвил он, – Рогожин со своей сотней тысяч».

    Затем я представил Бродского лидеру язычников, который взялся погадать ему на картах. Язычник достал колоду, нарисованную магом – Алистером Кроули. Что бы вы ни думали о Кроули, карты были выполнены великолепно, и Язычник разложил их на столе – прямо перед изумленным русским – в круг. «В средине – сказал язычник, – висельник. Это плохие новости». Он вытащил еще одну карту. «Но вот взошло солнце. Что означает, что со временем этот повешенный вернется и будет коронован с такой славой, какую не мог даже себе представить».

    После этого – как в романе Достоевского – мы всей толпой ушли тусоваться в город. Вскоре я потерял Иосифа, который на следующее утро рассказал, что устал от нашей вечеринки и пошел пройтись вдоль побережья, на котором стоит Рейкьявик, чтобы понаблюдать представление никогда не заходящего солнца. Внезапно ему показалось, что некое сверхъестественное существо выступила прямо из желтого солнечного марева. «Похоже, я видел ангела!» – говорил Бродский.

    изображения не найдены

    Два дня спустя Бродский выступил с лекцией, после чего рейкьявикская интеллигенция носилась с ним, как с писанной торбой, узнав, кто именно к ним приехал. Уже осенью я заметил на календаре, что ночь после дня прилета Бродского выпала на летнее солнцестояние – ту самую ночь, когда вы можете увидеть сверхъестественных обитателей острова, если вы входите в число редких избранных. Я написал письмо Бродскому, в котором рассказал, что это была за ночь. Через некоторое время я получил от него ответ, в котором Бродский выражал огромную радость по этому поводу.

    изображения не найдены

    ПРИМЕЧАНИЯ:

    Язычник – это Хилмар Ёрн Хилмарссон. О нем я писал здесь. Хилмар рассказывал мне, что пока они всю ночь беседовали в доме на Гарадастрайти, за окном кто-то нес шпионское дежурство с непотухаемой сигаретой.

    Уистен Хью Оден, помимо много прочего, побывал в 1937 году в Исландии, где написал «Письма из Исландии» – последний, как утверждают специалисты, травелог в английской литературе. Бродский – сам изрядный путешественник – восхищался творчеством Одена.

    изображения не найдены

    изображения не найдены

  • РАПСодическая ЛЮПИНизацияАляскинский волк

    РАПСодическая ЛЮПИНизацияАляскинский волк

    изображения не найдены

    Сегодня летняя Исландия – это рапсодия из синих люпинов, покрывающих внушительные территории острова. Но так было не всегда. Еще в начале девяностых исландские школьники посвящали свой «третий трудовой семестр» уничтожению рассеявшихся по стране люпинов, а старики негодовали по поводу нехарактерного для острова сиреневого цвета, распространявшегося по черным барханам, как газовое пламя – по горелке.

    изображения не найдены

    Нутка – многолетний аляскинский люпин – впервые попал в Исландию в 1885 году. Начиная с 1960х местные лесники культивировали это растение, а в 1986 году Исландская Служба Охраны Почв начала высаживать люпины для борьбы с эрозией так называемых почв, которые в Исландии занимают процентов десять от всей территории. Эрозия и потеря лесного покрова носят в этой ветреной и беспочвенной стране эндемической характер: 1100 лет назад 25 процентов территории острова скрывали лесные массивы, а сегодня лесной покров – это 1 процент территории Исландии.

    изображения не найдены


    изображения не найдены

    Решительные действия дали решительные результаты: люпин возвращает в почву азот, делая ее более плодородной. И просто укрепляет почву: еще на моей памяти дороги к востоку от Рейкьявика – особенно в районе ледниковой реки Оульфусау – накрывало барханами и песочными бурями, а сегодня даже ранее бескомпромиссно черная пустыня Мирдальссандюр гостеприимно синеет люпинами.

    изображения не найдены


    изображения не найдены

    Относительно высокорослый люпин, или «аляскинский волк», заморским павлином шагает по острову инвазивной – не побоюсь этого слова – монокультурой, затеняя и вытесняя здешние по-есенински застенчивые мхи, лишайники, низкорослый кустарник и чернику. Рвет исландское биоразнообразие, как волк барашка. Сравнение с волком не случайно, потому что в латыни слово «lupinus» происходит от слова «lupus» – «волк». Есть один утешительный момент: замечено, что через 15-20 лет колония люпинов может «дегенерировать» и исчезнуть, оставив после себя плодородную почву, на которые в конце концов вернутся застенчивые мхи. Может, но не хочет. И не факт, что захочет – во всяком случае, по всей Исландии.

    изображения не найдены


    изображения не найдены

    Предложено решение: скрестить горький, то есть высоко-алкалоидный аляскинский люпин, которого чураются исландские бараны, с низко-алкалоидным сладким люпином, пригодным в пищу скота. Тогда баранье население Исландии устремится на люпиновые луга и само начнет контролировать распространение этой полезной, но нахальной, культуры.

    изображения не найдены


    изображения не найдены


    изображения не найдены

    Слово «алкалоиды» у меня навеяло приятные воспоминания о ПИВЕ и странных желтых бобах, которые сопровождают его подачу в Португалии. Называются они «tremoços» – от арабского «al-turmus». И это бобы люпинов! Подобно оливкам, люпиновые бобы выдерживается некоторое время в соленой воде. Вероятно, потому, что средиземноморские люпины относятся к горькой высоко-алкалоидной разновидности, и без соли и пинты в пищу не канают (хоть и говорят, что португальские люпины желтого цвета годятся для скота и птицы).

    изображения не найдены

    Закуска странная, но полезная. Все в один голос так твердят: люпины содержат много белка, клетчатки, но значительно меньше жира и масла, чем, скажем, соленые орешки и прочие «пинатсы». Забивают брюхо, помогая худеть (или оставляя больше места для пива). Стимулируют работу кишечника. Содержат множество агринина – аминокислоты, снижающей содержание сахара и холестерина в крови. Оказывают антиоксидантный эффект. Последнее, кстати, подтверждается исландским опытом, где некий Айвар с самой зари люпиновой экспансии на острове продает из люпина специальный напиток, повышающий иммунитет. Этот напиток рекомендован онкологическим больным.

    изображения не найдены

    Итак, да будет «Homo homini lupinus est» – человек человеку люпином! А если исландцам не удастся вывести пищепригодного для овец сорта последнего, непременно надо строить на острове завод по выпуску антиоксидантной закуси к пиву.

    изображения не найдены

    Но помимо люпиновой в Исландии протекает еще одна АГРИ-Культурная Революция: РАПСОВОЯ, о которой – учитывая ее значимость – я только начну свой рассказ. Гектаров двадцать рапса произрастает у фермера Оулавюра Эггертссона, которого мы неизменно посещаем в ходе экскурсии «Южный Берег». С ним все ясно: биодизель и масло для человеческого потребления. Весь исландский флот водоизмещением 275 тысяч метрических тонн можно целиком перевести на биодизель из рапса, если засеять этой капустно-турнепсовой культурой лишь 2,2% исландской территории в 103 000 квадро-километров!

    изображения не найдены

    Меня, как филолога, в этой истории больше всего заинтересовали названия. Как-то увидел в Северной Америке на полке чрезвычайно полезный продукт под названием «canola oil», и не понял, с чем, собственно, его ассоциировать. Затем, увидев где-то увидел бутылочку масла с этикеткой «rapeseed oil», откровенно охренел: что за маркетинг такой: «масло из спермы насильника» – кто купит ТАКОЕ?

    изображения не найдены

    Оказалось, все просто: «canola» – это «Can(ada)+o(il)+l(ow)+a(cid)» – канадское низкокислотное масло. В годы второй мировой войны вырос спрос на горюче-смазочные материалы в Великобритании, оказавшейся отрезанной от поставок из Юго-Восточной Азии. И под рапс засадили бескрайние просторы Канады. Когда война закончилась, начали кумекать, как бы это рапсовое богатство конвертировать в мирное добро. В семидесятых канадское рапсовое масло, пригодное как для трактора, так для людского потребления, создал некий Бальдюр Стефанссон (1919-2002). «Отец канолы», сын исландских эмигрантов в Манитобу, ветеран войны с настоящими (а не вымышленными) фашистами, Бальдюр был кавалером Исландского Ордена Сокола, Манитобского Ордена… Манитобы и Канадского Ордена… – правильно, Канады! А также Ордена Охоты на Бизона!

    изображения не найдены

    Я неизлечимо советский человек, и о мирном труде и ботаническом подвиге орденоносного селекционера товарища Стефанссона мне захотелось рассказать отдельно. Продолжение следует…

    Путешествие по Южному Берегу Исландии можно заказать здесь.

    изображения не найдены